(1). Въ конецъ, Идифуму, пѣснь Давиду. Иные писатели псаломъ сей приписывали Идифуму, и говорили, что написанъ онъ Идифумомъ. Но надписаніе показываетъ противное, а именно, что псаломъ Давидовъ, но данъ для пѣнія Идифуму, какъ завѣдывающему ликомъ поющихъ. Отсылаетъ же насъ къ концу, потому что оплакиваетъ ничтожность естества человѣческаго и показываетъ его конецъ. А изрекъ псаломъ сей великій Давидъ, будучи преслѣдуемъ Авессаломомъ и злословимъ Семеемъ; и оный во многомъ согласенъ съ псалмомъ предшествовавшимъ.

(2). Рѣхъ, сохраню пути моя, еже не согрѣшати ми языкомъ моимъ: положихъ устомъ моимъ хранило, внегда востати грѣшному предо мною. (3). Онѣмѣхъ и смирихся, и умолчахъ отъ благъ, и болѣзнь моя обновися. Великаго Давида, спасающагося бѣгствомъ отъ самоуправства отцеубійцы сына, встрѣтилъ на пути Семей, металъ въ него глыбами земли, и злословилъ его, называя беззаконнымъ и мужемъ кровей. Но божественный Давидъ, по обычному ему любомудрію, не только самъ не отмстилъ, но и одному изъ военачальниковъ, который готовъ былъ поразить Семея, запретилъ это, сказавъ: Оставите его проклинати, яко Господь рече ему злословити Давида и кто речетъ: почто сотворилъ еси тако? Негли призритъ Господь на смиреніе мое, и возвратитъ ми благая, вмѣсто клятвы его во днешній день (2 Цар. 16, 10. 12). Такимъ образомъ выраженія псалма сего во многомъ согласны съ означеннымъ сказаніемъ. Ибо Пророкъ говоритъ, что былъ весьма остороженъ на языкъ, зная великую поползновенность сего члена, и всегда какъ бы нѣкою стѣною ограждалъ его, особливо же, когда противосталъ Давиду ни въ чемъ не обиженный имъ Семей. Ибо его какъ несправедливаго называетъ грѣшнымъ. Тотчасъ онѣмѣхъ и смирихся, и умолчахъ отъ благъ. Сіе весьма сходно съ тѣмъ, что сказано Давидомъ въ исторіи: оставите его проклинати, потому что Господь повелѣлъ ему злословить Давида Негли призритъ Господь на смиреніе мое, и избавитъ меня въ день сей изъ руки враговъ моихъ. То же и здѣсь говоритъ онъ, а именно, что уподобился глухому, который ничего не слышитъ, и смирилъ себя ожидая отъ того пользы. И болѣзнь моя обновися. Злословимый Семеемъ, говоритъ Пророкъ, привелъ я себѣ на память грѣхъ, на какой отважился, и онъ не переставалъ уязвлять меня, когда разсуждалъ я, что за него подвергаюсь злословію, терплю отъ сыновняго властолюбія; и изгнанный изъ царскаго дома, принужденъ спасаться бѣгствомъ. И въ этомъ много сходства съ исторіею. Ибо сказанное: Господь повелѣлъ ему злословить Давида, напоминаетъ грѣхъ, потому что за грѣхъ постигло наказаніе.

(4). Согрѣяся сердце мое во мнѣ, и въ поученіи моемъ разгорится огнь. Симмахъ перевелъ сіе такъ: согрѣлось сердце мое во мнѣ, и какъ подумалъ о семъ разжегся я огнемъ, т. е. приведя себѣ на память грѣхъ, объятъ былъ огнемъ скорби.

Глаголахъ языкомъ моимъ. (5). Скажи ми Господи кончину мою, и число дней моихъ кое есть, да разумѣю что лишаюся азъ. Посему-то ничего не отвѣчалъ я злословящему, но умолялъ Господа всяческихъ, явнымъ содѣлать для меня конецъ жизни моей, крайне желая себѣ кончины.

(6). Се пяди положилъ еси дни моя, и составъ мой яко ничтоже предъ Тобою. И сіе опять Симмахъ перевелъ такъ: вотъ, какъ пяди далъ Ты дни мои, и жизнь моя какъ ничто предъ Тобою. Желаю же кончины, зная, что бытіе человѣческое не долговѣчно; потому что наша жизнь въ сравненіи съ Твоею жизнію представляется ничѣмъ. Ты безначаленъ и безконеченъ; а наша жизнь измѣряется какъ бы нѣсколькими пядями и четвертями. Симъ изобразилъ Пророкъ кратковременность человѣческой жизни. Такъ и въ другомъ мѣстѣ говоритъ: яко тысяща лѣтъ предъ очима Твоима Господи яко день вчерашній, иже мимо иде, и стража ночная (Псал. 89, 5). И еще въ другомъ мѣстѣ, воспомянувъ о небѣ и о землѣ, говоритъ: та погибнутъ, Ты же пребываеши: и вся яко риза обетшаютъ, и яко одежду свіеши я, и измѣнятся. Ты же тойжде еси, и лѣта Твоя не оскудѣютъ (Псал. 101, 27. 28).

Обаче всяческая суета всякъ человѣкъ живый. Посему весь родъ человѣческій, и богатые и бѣдные уподобляются изчезающему пару; напрасно и всуе люди строятъ, садятъ, собираютъ богатство и имѣніе.

(7). Убо образомъ ходитъ человѣкъ, обаче всуе мятется: сокровиществуетъ, и не вѣсть, кому соберетъ я. Живые люди ничѣмъ не отличаются отъ написанныхъ на картинѣ; потому что и тѣ и другіе одинаково разрушаются и исчезаютъ со временемъ. Но тѣмъ не менѣе однакожъ люди мятутся, состязуясь, ратоборствуя, враждуя и торгуя; вся жизнь исполнена бурь, концемъ имѣя смерть. Съ великимъ трудомъ и въ потѣ собирая богатство, незнаютъ будущаго наслѣдника. Написалъ же сіе блаженный Давидъ, подвигнутый тѣмъ, что испыталъ на себѣ самомъ. Ибо, добычами, собранными со враговъ, и данію, вносимою иноплеменниками, возвеличивъ и весьма прославивъ царство свое, не зналъ онъ о нечестивомъ и беззаконномъ намѣреніи сына; а потомъ увидѣвъ, что сынъ сталъ обладателемъ царскаго дома и себѣ присвоилъ собранное тамъ богатство, изрекъ это достойное удивленія слово: обаче всуе мятется: сокровиществуетъ, и не вѣсть, кому соберетъ я.

(8). И нынѣ кто терпѣніе мое? Не Господь ли? И составь мой отъ Тебе есть. Распростившись со всѣмъ тѣмъ, отъ Тебя ожидаю помощи. Слово составъ Акила перевелъ: нетерпѣливое ожиданіе, то-есть, съ нетерпѣніемъ высматривая ожидаю Тебя, Твоего жду благоволенія. Потомъ показываетъ причину скорбей.

(9). Отъ всѣхъ беззаконій моихъ избави мя. И снова приводитъ на память Семея. Поношеніе безумному далъ мя еси. И сіе весьма согласно съ сказаннымъ въ исторіи: Господь рече ему злословить Давида. Да и присовокупленное сообразно съ сказаннымъ выше.

(10). Онѣмѣхъ и не отверзохъ устъ моихъ, яко Ты сотворилъ еси. Ибо по Твоему попущенію, говоритъ Пророкъ, наругался надо мною Семей, и онъ уподобился бичу; а Ты имъ наказалъ меня. Посему-то безмолвно принялъ я раны, обращая вниманія не на него, но на Тебя наказующаго. Весьма же кстати приложилъ Пророкъ и слѣдующее.

(11). Отстави отъ мене раны Твоя: отъ крѣпости бо руки Твоея азъ изчезохъ. Посему прошу и умоляю Тебя, Владыка, прекрати наконецъ наказаніе; потому что истощенъ я множествомъ ранъ.

(12). Во обличеніихъ о беззаконіи наказалъ еси человѣка, и истаялъ еси яко паучину душу его. Не напрасно и не безъ цѣли, говоритъ Пророкъ, употреблялъ Ты наказанія, но чтобы изобличить проступки, какъ врачъ вырѣзываетъ согнившее, и извлекаетъ сокрытый внутри гной. И хотя изнуряешь болѣзненнымъ врачеваніемъ, однако же сѣченіями Своими возстановляешь здравіе.

Обаче всуе мятется всякъ человѣкъ. Посему, разсуждая объ этомъ самъ съ собою, вижу, что люди вовсе ни къ чему мятутся ради вещей временныхъ.

(13) Услыши молитву мою Господи и моленіе мое внуши, слезъ моихъ не премолчи: яко пресельникъ азъ есмь у Тебе, и пришлецъ, якоже вси отцы мои. (14). Ослаби ми, да почію, прежде даже не отъиду, и ктому не буду. Умоляю Тебя, Владыка, говоритъ Пророкъ, услыши взывающаго и со слезами просящаго; не обитатель, но пресельникъ я на землѣ; подобно отцамъ, проживъ малое время, пріиму смерть. Посему дай мнѣ малую ослабу, чтобы нѣсколько дней прожить безъ болѣзни, прежде нежели отойду къ будущей жизни, потому что отшедши не возвращусь. Сіе выразилъ, сказавъ: и ктому не буду, т. е. не возвращусь въ эту тлѣнную жизнь. Достойно же удивленія, что великій Давидъ на царскомъ престолѣ, при богатствѣ и могуществѣ, называетъ себя пресельникомъ и пришельцемъ, и не полагается на счастливую участь. Изрѣченія сіи подлинно исполнены мудрости, которая знаетъ природу существующаго, и потому небрежетъ о благоденствіи въ настоящемъ.

Печатается по изданію: Творенiя блаженнаго Ѳеодорита, епископа Кирскаго. Часть вторая. — М.: Въ типографiи В. Готье, 1856. — С. 216-221. (Творенiя святыхъ отцевъ въ русскомъ переводѣ, издаваемыя при Московской Духовной Академiи, томъ 27.)