Хотя отъ васъ, во всей силѣ цвѣтущихъ по внутреннему человѣку, справедливость требуетъ, бороться съ противниками истины и не ослабѣвать въ трудахъ, чтобы намъ отцамъ можно было порадоваться на доблестно проливаемый потъ чадъ; такъ какъ сего требуетъ законъ природы; однакоже, поелику, извративъ порядокъ, къ намъ отсылаешь прираженія стрѣлъ, какими противники мещутъ въ истину, и приказываешь намъ старикамъ щитомъ вѣры угашать угли пустынные (Псал. 119, 4) и изощренныя лжеименнымъ вѣдѣніемъ стрѣлы; то принимаемъ приказаніе, дѣлаясь для тебя образцемъ благопокорности, чтобы и ты самъ, въ случаѣ подобныхъ приказаній, воздалъ намъ тѣмъ же, какъ скоро и тебя, мужественный Христовъ воинъ Авлавій, возставимъ на подобные подвиги. Вопросъ же этотъ, который предложилъ ты намъ, немаловаженъ и не таковъ, чтобы могъ принести малый только вредъ, если останется безъ надлежащаго изслѣдованія. Ибо, по требованію главнаго положенія, непремѣнно необходимо, въ ближайшемъ къ разумѣнію смыслѣ, согласиться на одну изъ противоположностей, или утверждать, что Боговъ три (чтó непозволительно), или Сыну и Святому Духу не приписывать Божества (чтó нечестиво и нелѣпо). Утверждаемое же тобою таково: Петръ, Іаковъ, Іоаннъ, какъ человѣчество ихъ одно, называются тремя человѣками, и нѣтъ ничего нелѣпаго соединенныхъ по естеству, если ихъ много, по именованію естества называть во множественномъ числѣ. Посему, если тамъ допускаетъ это обычай, и никто не запрещаетъ двоихъ называть двоими, а если больше двоихъ, то и троими; почему въ таинственныхъ догматахъ, исповѣдуя три ѵпостаси, и не примѣчая въ нихъ никакой разности по естеству, нѣкоторымъ образомъ противорѣчимъ исповѣданію, утверждая, что Божество Отца и Сына и Святаго Духа одно, запрещая же называть ихъ тремя Богами? Посему, какъ сказалъ я прежде, вопросъ весьма затруднителенъ. И для насъ всего лучше будетъ найдти чтó либо такое, на чтó могла бы опереться колеблющаяся наша мысль, не приводимая уже болѣе въ сомнѣніе и недоумѣніе обоюдною нелѣпостію. Но если отвѣтъ нашъ окажется слабѣйшимъ предложенной задачи, то преданіе, которое пріяли отъ отцевъ, навсегда сохранимъ твердымъ и неподвижнымъ, защитительнаго же слова вѣрѣ поищемъ у Господа, и если найдемъ у кого либо изъ имѣющихъ благодать, то возблагодаримъ Подателя благодати. А если не найдемъ, тѣмъ неменѣе вѣру въ признаваемое нами будемъ имѣть непреложною.

Итакъ почему у насъ въ обычаѣ оказывающихся принадлежащими къ одному и тому же естеству, перечисляя по одиночкѣ, называть во множественномъ числѣ: столько-то человѣкъ, а не говорить, что всѣ они — одинъ человѣкъ; догматическое же ученіе о Божіемъ естествѣ отвергаетъ множество Боговъ, перечисляя ѵпостаси, но не принимая множественнаго значенія? Людямъ простымъ можетъ показаться сказавшимъ на сіе нѣчто дѣльное, кто дастъ въ отвѣтъ, чтó прежде всего придетъ ему на мысль, а именно: христіанское ученіе, избѣгая сходства съ эллинскимъ многобожіемъ, остереглось считать Боговъ во множествѣ, чтобы не признано было какъ либо и общности въ догматахъ, если и у насъ Божество числино будетъ не единично, но множественно, подобно принятому въ обычай у эллиновъ. И это, будучи сказано людямъ нехитростнымъ, покажется, можетъ быть, имѣющимъ нѣкоторое значеніе; для другихъ же, которые въ слѣдствіе вопроса стараются утвердиться въ иномъ: или неисповѣдывать Божественности въ трехъ лицахъ, или имѣющихъ общеніе въ той же Божественности непремѣнно именовать тремя, — данный отвѣтъ еще не таковъ, чтобы служить рѣшеніемъ вопроса.

Посему необходимо отвѣчать обстоятельнѣе, какъ прилично отыскивающимъ слѣды истины; потому что рѣчь идетъ не о маловажномъ. Посему утверждаемъ вопервыхъ, что есть нѣкое неправильное словоупотребленіе въ этомъ обычаѣ, нераздѣляемыхъ по естеству называть въ множественномъ числѣ однимъ и тѣмъ же именемъ естества и говорить: многіе человѣки, чему подобно будетъ, если сказать: многія естества человѣческія; а что сіе дѣйствительно такъ, явно для насъ будетъ изъ слѣдующаго. Когда кличемъ кого, именуемъ его не по естеству, чтобы общность имени не произвела какой ошибки, если каждый слышащій подумаетъ, что кличутъ его, потому что зовъ дѣлается не собственнымъ названіемъ, но общимъ именемъ естества; напротивъ того, произнося собственное имя, принадлежащее вызываемому, разумѣю то слово, которымъ означается этотъ именно человѣкъ, такимъ образомъ отличаемъ его отъ многихъ, такъ что, хотя много имѣющихъ это естество, положу напримѣръ учениковъ, апостоловъ, мучениковъ, но этотъ человѣкъ изъ всѣхъ одинъ; потому что, какъ сказано, человѣкъ есть названіе не въ отдѣльности каждаго, но общаго естества; ибо и Лука и Стефанъ — человѣкъ, но если кто человѣкъ, то онъ не есть уже непремѣнно и Лука и Стефанъ. Напротивъ того понятіе ѵпостасей, по усматриваемымъ въ каждой особенностямъ, допускаетъ раздѣленіе, и по сложеніи представляется числомъ; но естество одно, сама съ собою соединенная и въ точности недѣлимая единица, неувеличиваемая приложеніемъ, неумалямая отъятіемъ; но, какъ есть одна, такъ, хотя и во множествѣ является, сущая нераздѣльною, нераздробляемою, всецѣлою, неудѣляемою причастникамъ ея по особой части каждому. И какъ словами: народъ, толпа, войско, собраніе, все называется въ единственномъ числѣ, хотя въ каждомъ изъ именованій подразумѣвается множество; такъ и человѣкомъ въ точнѣйшемъ понятіи можетъ быть названъ собственно одинъ, хотя оказывающихся принадлежащими къ тому же естеству много, такъ что гораздо лучше будетъ исправить этотъ погрѣшительный у насъ обычай, и имя естества не распростирать на множество, или же, поработившись оному, происходящей оттого погрѣшности не переносить и на Божественный догматъ. Но поелику исправленіе обычая неудобоисполнимо (ибо какъ убѣдится кто оказывающихся принадлежащими къ тому же естеству не называть многими человѣками? потому что обычай во всемъ съ трудомъ измѣняемъ); то въ разсужденіи естества дольняго нестолько погрѣшимъ, не противясь господствующему обычаю, такъ какъ здѣсь никакого нѣтъ вреда отъ погрѣшительнаго употребленія именъ. Но не такъ безопасно различное употребленіе именъ въ Божественномъ догматѣ, потому что здѣсь и маловажное уже не маловажно.

Итакъ единаго Бога исповѣдывать намъ должно, по свидѣтельству Писанія: слыши Исраилю, Господь Богъ твой, Господь единъ есть (Втор. 6, 4), хотя именованіе Божества простирается на Святую Троицу. Говорю же это на основаніи преданнаго намъ о человѣческомъ естествѣ; изъ чего дознали мы, что названіе естества не должно расширять отличительнымъ свойствомъ множественности. Но точнѣе изслѣдовать намъ должно самое имя Божества, чтобы заключающимся въ словѣ значеніемъ оказано было нѣкоторое содѣйствіе къ уясненію предложеннаго вопроса. Многимъ кажется, что слово: Божество употребляется собственно объ естествѣ, и какъ или небо, или солнце, или какая либо другая изъ стихій міра обозначается особенными именами, отличающими именуемое; такъ, говорятъ, и въ разсужденіи высочайшаго и божественнаго естества; слово: Божество, какъ нѣкое въ собственномъ смыслѣ прилагаемое имя, естественно приличествуетъ означаемому. Но мы, слѣдуя внушеніямъ Писанія, дознали, что естество Божіе неименуемо и неизреченно, и утверждаемъ, что всякое имя, познано ли оно по человѣческой сущности, или предано писаніемъ, есть истолкованіе чего либо разумѣваемаго о Божіемъ естествѣ, но не заключаетъ въ себѣ значенія самаго естества. И для доказательства, что это дѣйствительно такъ, нѣтъ кому либо нужды въ большомъ трудѣ. Ибо всѣ прочія имена, придаваемыя твари, и безъ какого либо словопроизводства можетъ иный найдти случайно приспособленными къ предметамъ; потому что любимъ, какъ ни есть, обозначать вещи ихъ именемъ, чтобы знаніе означаемаго содѣлалось у насъ неслитнымъ. Всѣ же имена, которыя служатъ руководствомъ къ постиженію Божества, таковы, что каждое имѣетъ собственный опредѣленно заключающійся въ немъ смыслъ, и между боголѣпнѣйшими именами не найдешь ни одного слова безъ какого либо понятія. Почему и доказывается симъ, что какимъ бы то ни было именемъ, не означается самое Божественное естество, а напротивъ того симъ сказуемымъ показывается нѣчто изъ относящагося къ естеству. Ибо говоримъ, если такъ случится, что Божество нетлѣнно, или могущественно, или чтó иное, какъ обычно намъ говорятъ, но каждому имени пріискиваемъ особое значеніе, какое прилично представить въ умѣ и высказать о Божіемъ естествѣ, и которымъ не то означается, чтó есть въ сущности естество. Ибо не тлѣнно то, чтó имѣетъ бытіе; а понятіе нетлѣнія то, что существующее не подвергается тлѣнію. Посему, называя нетлѣннымъ, утверждаемъ, что естество не терпитъ тлѣнія; чтó же такое непретерпѣвающее тлѣнія, сего мы не представляемъ.

Такъ, если назовемъ Божество животворящимъ, то, означивъ симъ названіемъ, чтó творитъ, словомъ симъ не доставляемъ познанія о самомъ Творящемъ. И по тому же закону изъ заключающагося въ боголѣпныхъ именахъ значенія находимъ и все прочее, что или возбраняетъ познавать о божественномъ естествѣ то, чего не должно, или научаетъ тому, чтó должно знать, но не заключаетъ въ себѣ истолкованія самаго естества. Итакъ, поелику, примѣчая разнообразныя дѣятельности превысшей Силы, отъ каждой изъ извѣстныхъ намъ дѣятельностей примѣняемъ Ей приличныя названія; то одну и именно ту дѣятельность, которая есть назирающая и наблюдающая, и, какъ скажетъ иный, зрительная (ϑεατιϰὴ), и которою Богъ надъ всѣмъ наблюдаетъ и имѣетъ надзоръ, усматривая помышленія и проникая созерцательною силою даже въ невидимое, положили мы отъ зрѣнія (ἐϰ τῆς ϑέας) наименовать Божествомъ (τὴν Θεότητα), и Зрителя нашего, и по обычаю и поученію Писаній, называть Богомъ. Если же кто соглашается, что одно и тоже значитъ быть зрителемъ и видѣть, и назирающему надъ всѣмъ Богу быть и именоваться надзирателемъ вселенной; то пусть разсудитъ о сей дѣятельности, одному ли изъ Лицъ исповѣдуемыхъ во Святой Троицѣ принадлежитъ, или на всѣ три Лица простирается эта сила. Ибо если истинно сіе истолкованіе слова: Божество, и видимое зримо и зрящее называется Богомъ, — то нѣтъ уже основанія, которое либо изъ Лицъ Троицы лишать такаго наименованія, по значенію заключающемуся въ словѣ. Ибо Писаніе свидѣтельствуетъ, что видѣть равно принадлежитъ и Отцу и Сыну и Святому Духу. Защитниче нашъ виждь Боже (Псал. 83, 10), говоритъ Давидъ; а изъ сего дознаемъ, что понятіе о Богѣ, поелику умопредставляется Онъ нами, заимствовано отъ особенной зрительной дѣятельности, по сказанному: виждь Боже. Да и Іисусъ видитъ помышленія осуждающихъ, и потому самовластно прощаетъ грѣхи людямъ: ибо сказано: видѣвъ Іисусъ помышленія ихъ (Матѳ. 9, 4). И о Духѣ говоритъ Петръ Ананіи: почто исполни сатана сердце твое солгати Духу Святому (Дѣян. 5, 3), показывая, что нелживымъ свидѣтелемъ и наблюдателемъ того, на что въ тайнѣ отважился Ананія, былъ Духъ Святый, отъ Котораго и Петру было откровеніе утаеннаго; ибо Ананія содѣлался татемъ самого себя, утаеваясь, какъ думалъ, отъ всѣхъ и сокрывая грѣхъ; Духъ же Святый вмѣстѣ былъ и въ Петрѣ, и прозрѣвалъ въ мысль Ананіи, влекущую его къ корысти, и отъ Себя даетъ Петру силу видѣть сокрытое; а сего, очевидно, не содѣлалъ бы, если бы не былъ зрителемъ тайнаго. Но скажетъ кто нибудь, что приводимое въ словѣ доказательство нейдетъ къ вопросу. Ибо если допустить, что названіе: Божество есть общее естеству, то симъ еще недоказано, что не должно говорить: Боги, а напротивъ того сіе-то скорѣе и понуждаетъ говорить: Боги; ибо находимъ, что, по людскому обычаю, упоминаются, не въ единственномъ числѣ, многими, не только имѣющіе одно и тоже общее естество, но и принадлежащіе къ одному и тому же сословію по занятіямъ; почему говоримъ о многихъ риторахъ, геометрахъ, земледѣльцахъ, сапожникахъ, также и о занимающихся всѣмъ инымъ. И если бы слово: Божество было именованіемъ естества, то больше было бы умѣстнымъ, на указанномъ выше основаніи три ѵпостаси включить въ единое и называть единымъ Богомъ, по несѣкомости и нераздѣлимости естества. Поелику же сказаннымъ доказывалось, что имя: Божество означаетъ не естество, а дѣятельность; то смыслъ рѣчи обращается какъ то въ противное доказываемому, а именно, что тѣмъ паче должно называть трехъ Боговъ, умопредставляемыхъ въ одной и той же дѣятельности; какъ говорится: три философа, или ритора, или, ежели есть другое какое имя, взятое отъ занятія, и многіе участвуютъ въ одномъ и томъ же. Все это обработалъ я съ большею тщательностію, раскрывая возраженія противниковъ, чтобы большую твердость пріобрѣлъ у насъ догматъ, одержавъ верхъ надъ труднѣйшими противоположеніями. Поэтому должно начать намъ рѣчь снова. Такъ какъ у насъ по самому ходу рѣчи достаточно доказано, что слово: Божество есть именованіе не естества, а дѣятельности; то можетъ быть, на то, что у людей состоящіе между собою въ общеніи по однимъ и тѣмъ же занятіямъ числятся и именуются множественно, а божественное, какъ единый Богъ и единое Божество, именуется единично, хотя три ѵпостаси не различаются по значенію, оказывающемуся въ словѣ: Божество, иный основательно представитъ слѣдующую причину: люди, хотя и многіе имѣютъ одинъ родъ дѣятельности, но каждый, самъ по себѣ оставленный дѣйствовать, приводитъ въ дѣйствіе предлежащее ему безъ всякаго общенія въ своей дѣятельности съ занимающимися чѣмъ либо подобнымъ. Ибо если риторовъ и много, то, хотя занятіе, какъ единое, одно и тоже имѣетъ имя во многихъ, однако же посвятившіе себя этому занятію дѣйствуютъ каждый самъ по себѣ, особо риторствуетъ одинъ, и особо другой.

Итакъ, поелику у людей при однихъ и тѣхъ же занятіяхъ дѣятельность каждаго отдѣльна; то они въ собственномъ смыслѣ называются многими, такъ какъ каждый изъ нихъ по своеобразности дѣйствованія отдѣляется отъ другихъ въ особый округъ. Но о Божескомъ естествѣ дознали мы не то, именно же, не то, что Отецъ Самъ по Себѣ творитъ чтó либо, къ чему не прикасается Сынъ, или Сынъ опять производитъ чтó либо особо безъ Духа; но что всякое дѣйствованіе, отъ Божества простирающееся на тварь и именуемое по многоразличнымъ о Немъ понятіямъ, отъ Отца исходитъ, чрезъ Сына простирается и совершается Духомъ Святымъ. Посему имя дѣйствованія не дѣлится на множество дѣйствующихъ, такъ какъ нѣтъ усвоеннаго каждому и особеннаго попеченія о чемъ либо. Но чтó ни происходитъ, касающееся или промышленія о насъ, или домостроительства и состава вселенной — все производится Тремя, впрочемъ произведеній не три. Уразумѣемъ же сказанное по одному какому либо предмету. Начинаю рѣчь съ самаго главнаго изъ дарованій; жизнь улучило все, чтó стало причастнымъ сей милости. Итакъ довѣдываясь, откуда произошло у насъ таковое благо, находимъ, по руководству Писанія, что отъ Отца и Сына и Духа Святаго. Но на томъ основаніи, что полагаемъ три Лица и Имени, не заключаемъ, что особо каждымъ изъ Нихъ дарованы намъ три жизни; напротивъ того одна и таже жизнь приводится въ дѣйствіе Отцемъ, уготовляется Сыномъ, зависитъ отъ соизволенія Духа. Итакъ, подобно сказанному, всякую дѣятельность Святая Троица не приводитъ въ дѣйствіе раздѣльно по числу Ѵпостасей; напротивъ того происходитъ одно какое либо движеніе и распоряженіе доброй воли, переходящее отъ Отца чрезъ Сына къ Духу. Посему, какъ производящихъ одну и туже жизнь не называемъ тремя животворящими, ни созерцаемыхъ въ одной и той же благости тремя благими, ни о всемъ другомъ не выражаемся множественно: такъ не можемъ именовать тремя Богами совокупно и нераздѣльно другъ чрезъ друга приводящихъ въ дѣйствіе на насъ и на всякихъ тваряхъ оную Божескую (ϑεϊϰὴν), то есть надзирающую, силу и дѣятельность. Ибо дознавъ изъ Писанія, что Богъ всяческихъ судитъ всей земли (Быт. 18, 25), утверждаемъ, что Онъ судія вселенной чрезъ Сына. И слыша опять, что Отецъ не судитъ никому же (Іоан. 5, 22), не думаемъ, что Писаніе противорѣчитъ само себѣ; ибо Судяй всей земли творитъ сіе чрезъ Сына, Которому далъ весь судъ. И все, совершаемое Единороднымъ, относится къ Отцу, такъ что Онъ есть Судія вселенной, и никого не судитъ; потому что весь судъ, какъ сказано, отдалъ Сыну, и всякій судъ Сына не чуждъ Отеческой волѣ; посему никто не имѣетъ основательной причины, или наименовать двоихъ судей, или одного въ отношеніи къ суду признать чуждымъ той власти и силы. Такъ и относительно понятія о Божествѣ, Христосъ Божія сила и Божіи премудрость (1 Кор. 1, 24). И надзирающую и зрительную силу, которую называемъ Божествомъ, Отецъ приводитъ въ дѣйствіе чрезъ Единороднаго, потому что Сынъ всякую силу совершаетъ Святымъ Духомъ, и судитъ, какъ говоритъ Исаія, духомъ суда и духомъ зноя (Ис. 4, 4), дѣйствуетъ же по евангельскому слову, изреченному іудеямъ; ибо говоритъ: аще же Азъ о Дусѣ Божіи изгоню бѣсы (Матѳ. 12, 28), подъ частнымъ благодѣяніемъ заключая всѣ виды благодѣяній, по причинѣ единства относительно къ дѣйствованію; а кѣмъ другъ черезъ друга въ дѣйствіе приводится одно, у тѣхъ имя дѣйствованія не можетъ быть раздѣляемо на многихъ. Ибо, какъ прежде сего сказано, одинъ законъ надзирающей и зрительной силы у Отца и Сына и Святаго Духа, отъ Отца, какъ изъ нѣкоего источника исходящій, Сыномъ приводимый въ дѣйствіе и силою Духа совершающій благодать; а посему ни одно дѣйствованіе не различается по ѵпостасямъ, какъ бы каждою особо и отдѣльно, безъ обнаруженія въ дѣйствіи и прочихъ, совершаемое; напротивъ того вся промыслительность, попечительность и бдительность надъ вселенной, относительно къ чувственной твари и къ естеству премірному и охраняющая существа, и исправляющая погрѣшительное, и научающая исправности, единственна, а не трояка, хотя Святою Троицею совершается, однакоже не разсѣкается тречастно по числу созерцаемыхъ вѣрою Лиць, такъ чтобы каждое изъ дѣйствій, само по себѣ разсматриваемое, было или одного Отца, или особо Единороднаго, или отдѣльно Святаго Духа. Но раздѣляетъ каждому особыя блага, какъ говоритъ Апостолъ, единъ и тойжде Духъ (1 Кор. 12, 11). Не безначально же движеніе блага отъ Духа; напротивъ того находимъ, что все творитъ предусматриваемая мысленно въ семъ движеніи сила, и это есть единородный Богъ, безъ Котораго ни одно существо не приходитъ въ бытіе, да и сей опять Источникъ благъ исходитъ изъ Отчей воли.

Если же всякое благое дѣло и имя не во времени, безъ перерывовъ, зависимо отъ безначальной силы и воли, приводится въ совершеніе въ силѣ Духа Единороднымъ Богомъ, и не бываетъ, или не представляется мыслію никакого протяженія времени въ движеніи Божественной воли отъ Отца чрезъ Сына къ къ Духу; единымъ же изъ добрыхъ именъ и понятій есть Божество; то несправедливо было бы имени сему разсѣваться на множество, такъ какъ единство въ дѣйствованіи возбраняетъ множественное исчисленіе. И какъ у Апостола именуется единъ Спаситель всѣмъ человѣкомъ, паче же вѣрнымъ (1 Тим. 4, 10), и на основаніи сихъ словъ никто не скажетъ, что или не Сынъ спасаетъ вѣрующихъ, или спасеніе улучающихъ оное бываетъ безъ Духа; напротивъ того спасителемъ всѣхъ бываетъ Богъ всяческихъ, между тѣмъ какъ совершаетъ спасеніе Сынъ благодатію Духа; и тѣмъ паче въ Писаніи именуются не три Спасителя, если и исповѣдуется, что спасеніе отъ Святыя Троицы; такъ не три Бога, по данному значенію слова: Божество, хотя таковое названіе и приличествуетъ Святой Троицѣ. Входить же въ состязаніе съ возражающими, что подъ словомъ: Божество недолжно разумѣть дѣятельности, кажется мнѣ чѣмъ-то не очень необходимымъ для настоящаго въ словѣ семъ доказательства; ибо вѣруя, что естество Божіе неопредѣлимо и непостижимо, не примышляемъ никакого объемлющаго оное понятія, но постановляемъ правиломъ представлять себѣ естество сіе во всѣхъ отношеніяхъ безпредѣльнымъ; а всецѣло безпредѣльное не таково, чтобы инымъ опредѣлялось, инымъ же нѣтъ; напротивъ того безпредѣльность во всякомъ смыслѣ избѣгаетъ предѣла. Посему, чтó внѣ предѣла, то, конечно, не опредѣляется и именемъ; почему, чтобы при естествѣ Божіемъ осталось понятіе неопредѣлимости, говоримъ, что Божество выше всякаго имени, Божество же есть и одно изъ именъ. Слѣдовательно невозможно, чтобы одно и тоже, и именемъ было, и признавалось выше всякаго имени.

Впрочемъ, если угодно сіе противникамъ, чтобы слово: Божество имѣло значеніе не дѣятельности, а естества; то возвратимся къ сказанному въ началѣ, что имя естества по обычаю погрѣшительно употребляется при означеніи множества, потому что ни умаленія, ни приращенія въ истинномъ смыслѣ не происходитъ въ естествѣ, когда оно усматривается во многихъ или въ немногихъ. Ибо то одно счисляется, какъ слагаемое, чтó представляется въ особомъ очертаніи; подъ очертаніемъ же разумѣется поверхность тѣла, его величина, мѣсто, различіе по виду и цвѣту. А чтó усматривается кромѣ сего, то избѣгаетъ очертанія таковыми признаками; и чтó не имѣетъ очертанія, то не исчисляется, неисчисляемое же не можетъ быть умопредставляемо во множествѣ; потому что и о золотѣ, хотя оно раздроблено на многія разнаго вида части, говоримъ, что оно есть одно, и называется однимъ; монеты и статиры [1] именуемъ многими, во множествѣ статировъ не находя никакого пріумноженія въ естествѣ золота: почему и говорится о золотѣ, что его много, когда разсматривается въ большомъ объемѣ, или въ сосудахъ, или въ монетахъ, но по множеству въ нихъ вещества не говорится, что много золотыхъ веществъ, развѣ кто скажетъ такъ, разумѣя дарики [2] или статиры, въ которыхъ значеніе множества придано не веществу, а частямъ вещества; ибо въ собственномъ смыслѣ должно говорить, что это не золотыя вещества, но золотыя вещи. Посему, какъ золотыхъ статировъ много, а золото одно; такъ въ естествѣ человѣческомъ по одиночкѣ взятыхъ людей оказывается много, напримѣръ Петръ, Іаковъ, Іоаннъ, но человѣкъ въ нихъ одинъ. Если же Писаніе имя: человѣкъ расширяетъ и на множественное значеніе, говоря: человѣцы большимъ клянутся (Евр. 6, 16), и: сынове человѣчестіи (Псал. 35, 8), и тому подобное; то должно знать, что Писаніе, водясь обычаемъ господствующаго нарѣчія, не узаконяетъ, что такъ, или какъ иначе, должно употреблять реченія, и выражается такъ, не какое либо искусственное предлагая ученіе о реченіяхъ, но пользуется словомъ согласно съ господствующимъ обычаемъ, имѣя въ виду то одно, чгобы слово содѣлалось полезнымъ для пріемлющихъ, но не входя въ тонкія изслѣдованія выраженій, гдѣ не происходитъ никакого вреда отъ смысла реченій.

Долго было бы въ доказательство сказаннаго собирать всѣ неправильности словосочиненія въ Писаніи: но въ разсужденіи чего есть опасность потерпѣть сколько нибудь вреда истинѣ, въ томъ въ реченіяхъ Писанія не оказывается неразборчивости и безразличія. Посему и допускаетъ употребленіе слова: человѣкъ во множественномъ числѣ, потому что отъ такого образа рѣчи никто не впадетъ въ предположеніе множества человѣчествъ, и не подумаетъ, будто означаются многія человѣческія естества, поточу что имя естества выражено множественно. Но слово: Богъ съ осторожностію возвѣщаетъ Писаніе въ единственномъ видоизмѣненіи слова, заботясь о томъ, чтобы множественнымъ значеніемъ: Боги въ Божественную сущность не ввести различныхъ естествъ. Почему говоритъ: Господь Богъ, Господь единъ есть (Втор. 6, 4). Но и Единороднаго Бога проповѣдуетъ въ словѣ: Божество, не разлагаетъ единаго на двойственное значеніе, чтобы Отца и Сына наименовать двумя Богами, хотя тотъ и другой проповѣдуется у святыхъ Богомъ. Но какъ Отецъ Богъ, такъ и Сынъ Богъ; единъ же Богъ въ одной и той же проповѣди, потому что не умопредставляется въ Божествѣ никакого различія ни по естеству, ни по дѣятельности. Ибо если бы, по предположенію обольщенныхъ, естество Святой Троицы было разнообразно; то въ слѣдствіе сего число распространялось бы до множества боговъ, раздѣляясь вмѣстѣ съ инаковостію сущности въ Лицахъ. Но поелику божественное, простое, неизмѣняемое естество отвергаетъ отъ себя всякую инаковость по сущности; то, поелику оно едино, не допускаетъ до себя значенія множества. Но какъ естество называется единымъ, такъ въ единственномъ числѣ именуется и все иное: Богъ, благій, святый, спаситель, праведный, судія, и если еще разумѣть другое какое изъ боголѣпныхъ именъ, о которомъ пусть скажетъ иный, что относится оно или къ естеству, или къ дѣятельности, спорить объ этомъ не будемъ.

Если же кто станетъ клеветать на наше слово, что, не принимая различія по естеству, приводитъ къ какому-то смѣшенію и круговращенію ѵпостасей, то въ защиту отъ таковой укоризны скажемъ слѣдующее: исповѣдуя безразличіе естества не отрицаемъ разности быть причиною и происходить отъ причины, понимаемъ, что этимъ только и различается одно отъ другаго, именно тѣмъ, что, какъ вѣруемъ, одно Лице есть причина; а другое отъ причины. И въ томъ, чтó отъ причины, опять представляемъ себѣ другую разность; ибо одно прямо отъ перваго, другое отъ перваго же при посредствѣ того, что отъ Него прямо, почему и единородность несомнѣнно остается при Сынѣ, и Духу несомнѣнно также принадлежитъ бытіе отъ Отца, потому что посредничество Сына и Ему сохраняетъ единородность, и Духа не удаляетъ отъ естественнаго сближенія со Отцемъ. Говоря же: причина и сущее отъ причины, не естество означаемъ этими именами (ибо никто не усвоитъ одного и того же понятія словамъ: причина и естество), но показываемъ разность въ способѣ бытія. Ибо говоря, что одинъ по причинѣ, а другій безъ причины, не естество раздѣляемъ понятіемъ о причинѣ, но показываемъ только, что бытіе имѣютъ, и Сынъ не нерожденно, и Отецъ не черезъ рожденіе. Прежде необходимо намъ увѣриться въ бытіи чего либо, и тогда уже довѣдываться какъ существуетъ то, въ бытіе чего вѣримъ; ибо иное понятіе о томъ, что существуетъ нѣчто, и иное о томъ, какъ оно существуетъ. Посему оказать: существуетъ сіе нерожденно, значитъ рѣшить: какъ оно существуетъ: но этимъ словомъ не показывается вмѣстѣ, что именно существуетъ. И если спросишь земледѣльца о какомъ нибудь деревѣ: посажено оно, или само собою выросло, а онъ отвѣтитъ, что или дерева не сажали, или отъ насажденія оно выросло, то симъ отвѣтомъ покажетъ ли онъ естество дерева? Нѣтъ. Напротивъ того сказавъ, какъ оно существуетъ, понятіе объ естествѣ оставилъ неизвѣстнымъ и неуясненнымъ. Такъ и здѣсь, услышавъ слово: нерожденный, научены мы, какъ Онъ существуетъ, и какъ намъ надлежитъ разумѣть Его; но чтó такое Онъ есть, не сказано намъ этимъ словомъ. Итакъ, говоря о таковой разности въ Святой Троицѣ, а именно, что, по нашему вѣрованію, одно Лице есть причина, а другое отъ причины, не можемъ уже быть обвиняемы въ томъ, будто бы по общности естества смѣшиваемъ понятіе объ Ѵпостасяхъ. Посему, поелику понятіе причины различаетъ Ѵпостаси святыя Троицы, утверждая бытіе безъ причины, и бытіе отъ причины: естество же Божіе во всякомъ представленіи разумѣется непремѣннымъ и нераздѣльнымъ: то посему, въ собственномъ смыслѣ, одно Божество, одинъ Богъ, и всѣ другія боголѣпныя имена выражаются въ числѣ единственномъ.

Примѣчанія:
[1] Греческая золотая монета въ 100 драхмъ.
[2] Персидская золотая монета съ изображеніемъ Дарія.

Печатается по изданію: Творенiя святаго Григорiя Нисскаго. Часть четвертая. — М.: Типографiя В. Готье, 1862. — С. 111-132. (Творенiя святыхъ отцевъ въ русскомъ переводѣ, издаваемыя при Московской Духовной Академiи, томъ 40)