Разумъ есть по истинѣ божественное и священное дѣло Божіе, превосходное стяжаніе, не отъинуды привзошедшее, но съ самою природою человѣка соединенное, драгоцѣннѣйшій даръ, нисшедшій въ него отъ Зиждителя. Посему и говорится, что человѣкъ созданъ по подобію Божію (Быт. 1, 26). Имъ онъ и отличается отъ прочихъ животныхъ, и этимъ особенно богоподобнымъ преимуществомъ запечатлѣвается, въ прочемъ имѣя очень много общаго съ животными. Ибо форма глазъ и составъ всего тѣла, какъ наружный видъ его, такъ и то, что скрыто въ желудкѣ, не даютъ особаго преимущества человѣку; поелику мы видимъ, что и обитающія на землѣ и въ водѣ, и летающія по воздуху и вообще всѣ животныя имѣютъ тоже самое. Но разумъ дѣлаетъ человѣка владыкою всего, и служитъ признакомъ его счастія. Чтó Богъ имѣетъ изобильно, то даровалъ намъ въ малой мѣрѣ, чтобы мы прежде всего устремляли взоръ свой къ Нему, познавали Разумъ, подающій разумъ, и служили бы Тому, кто такъ прекрасно украсилъ насъ собственнымъ совершенствомъ. Посредствомъ разума мы, будучи слабы тѣломъ, дѣлаемся сильнѣе сильныхъ, все порабощаемъ себѣ и заставляемъ служить нашимъ нуждамъ. Такъ мы укрощаемъ воловъ, налагаемъ на нихъ ярмо и заставляемъ плугами разсѣкать землю, и быстраго коня сдерживая уздою дѣлаемъ послушнымъ, и лѣниваго осла, побуждая палкою, дѣлаемъ болѣе проворнымъ, и упорныхъ муловъ принуждаемъ тащить колесницы и перевозить тяжести, громадныхъ тѣломъ слоновъ и высокихъ верблюдовъ удобно приспособляемъ къ тому, что нужно намъ. Такъ мы переплываемъ и глубину водную, и на маломъ деревѣ при помощи мореходнаго искусства пробѣгаемъ неизмѣримыя моря, и когда не имѣемъ указаній для этого пути, потерявъ изъ виду землю, безопасно направляемъ путь свой по знакамъ на небѣ, и плавателя, какъ и волхвовъ, путеводитъ звѣзда. Открыты (разуму) и широта и очертаніе неба, и множество звѣздъ, и то, какую каждая имѣетъ величину, и разстояніе и фазы луны, и что бываетъ съ солнцемъ, когда оно на нѣкоторое время скрываетъ лучи свои. Мы разсуждаемъ даже и о причинахъ колебанія земли, и отчего она потерявъ естественную устойчивость, и сама волнуется и потрясаетъ живущихъ со всѣмъ, что находится на ней. Наблюдая признаки погоды, мы предусматриваемъ засухи и предсказываемъ дожди. Вникая разумомъ въ произведенія земли, мы изслѣдуемъ свойства растеній, и находимъ одно полезнымъ для цѣленія ранъ, другое способствующимъ сну для страдающихъ безсонницею, иное цѣлительнымъ для печени, а иное уничтожающимъ воспаленіе селезенки. Не говорю о знаніяхъ, умалчиваю объ искусствахъ, однихъ необходимыхъ, другихъ служащихъ ко всякому удовольствію, о разнообразной области занятій.

Но такое животное, мудрое, способное къ дѣятельности, къ труду, одаренное памятью, видящее и около себя и вдали, увлекаясь разнообразными удовольствіями и различными страстями, одно оставляетъ безъ вниманія,— истинную жизнь и собственное спасеніе! Наблюдая измѣненія вѣтровъ, ты не обращаешь взора къ воскресенію; зная годовыя перемѣны, не обращаешь вниманія на перемѣну жизни; требуя отъ собственнаго раба отчета въ его дѣлахъ, пренебрегаешь властію своего Судіи и Господа. Это свойственно не разумному существу, но извратившему разумность въ безуміе. Правды не сохраняешь, добродѣтели не научаешься, о молитвѣ не радишь; это обнаружилъ вчерашній день. Какими глазами ты смотришь на воскресный день, обезчестивъ субботній? Развѣ ты не знаешь, что эти дни какъ бы братья? Если ты обидѣлъ одинъ, не оскорбляешь ли тѣмъ другаго? Имѣя умъ и разсудокъ, ты не предусматриваешь приличнаго и полезнаго, не прилагаешь заботы, соотвѣтственной безсмертію твоего естества и не разсуждаешь о своей природѣ, — кто ты таковъ и чѣмъ можешь быть. Но ты предалъ даръ Божій чреву, сладострастію, праздности и сну, такъ что онъ сталъ для тебя ненужнымъ, безполезнымъ и тщетнымъ. Это весьма постыдно, дѣтски неразумно и достойно тяжкаго осужденія. Менѣе было бы зла, если бы не умѣя разсудить собственнымъ умомъ и сами собою, что для насъ полезно, повѣрили другому, когда тотъ указываетъ намъ полезное. Но на дѣлѣ не такъ; мы очень не любимъ учителей, съ непріятностію сносимъ ихъ наставленія и тяготимся совѣтами; чувствуемъ тошноту отъ ученія хорошему, какъ больные разстройствомъ желудка отъ питательной пищи, предлагаемой имъ врачами. Если сдѣлаютъ упрекъ, сердимся; если услышимъ строгое слово, негодуемъ; если отлученіемъ затворятся для насъ церковныя двери, богохульствуемъ. Это не есть поведеніе, свойственное учащимся: это — не послушаніе учениковъ, но пренія возмутителей и бунтовщиковъ. Ученикъ, который хочетъ пріобрѣсть знаніе какого-либо мірскаго искусства или науки, долженъ стоять на ряду съ дитятею; а кто желаетъ достигнуть совершенства въ благочестіи, тому тѣмъ болѣе полезно быть младенцемъ, что и Господь сей возрастъ почтилъ Своими похвалами, какъ особенно способный къ повиновенію. Но отрокъ не посягаетъ на черты и линіи, которыя учитель дѣлаетъ на навощенной доскѣ и не чертитъ новыхъ буквъ по глупому своему своеволію, дѣлая нововведенія въ письменахъ; онъ сперва грифелемъ упражняетъ руку по чертамъ проведеннымъ учителемъ и не даетъ иныхъ именованій буквамъ, но тѣ, которыя слышалъ; всячески словомъ и дѣломъ онъ подражаетъ передаваемому руководителемъ. А если за нерадѣніе и наказывается плеткою, то не становится дерзкимъ отъ наказанія, не уходитъ отъ учителя, разбивъ доски, но проливъ немного горькихъ слезъ, принимается за ученіе и дѣлается внимательнѣе, а не нерадивѣе. Если же въ другой разъ опять по молодости окажется небрежнымъ, ему приказываютъ оставаться безъ пищи, и нерадѣніе наказываютъ голодомъ; остается также въ училищѣ одинъ, когда другія дѣти уходятъ обѣдать, исполняя приказаніе съ большимъ уваженіемъ. Но не такъ ведетъ себя христіанинъ, который слышалъ: аще не обратитеся и будете яко дѣти, не внидете въ Царство небесное (Матѳ. 18, 3). Если онъ увидитъ священника, строгимъ видомъ и голосомъ обличающаго согрѣшеніе, открыто противорѣчитъ, ворчитъ сквозь зубы, и обходя площадь и улицы ругается. А если онъ отлученъ отъ церкви, презираетъ молитву, явно отдаляясь отъ народа и отъ таинствъ. Случается, что даже и не подвергшійся такому наказанію, самъ себя удаляетъ отъ церкви по гнѣву на епископа, отвращаясь отъ Бога и Господа. Такому можно сказать тоже, что сказано было Павлу, когда онъ былъ еще Савломъ: жестоко есть ти противу рожна прати (Дѣян. 9, 5). Если ты самъ удалилъ себя отъ Бога, то размысли, что удаляющійся отъ солнца проводитъ жизнь во мракѣ и тмѣ. Если ты отстраненъ отъ молитвъ какъ недостойный, покаяніемъ возврати себѣ прежнее состояніе.

Въ евангеліяхъ не писано ничего ложнаго, и предреченное Христомъ несомнѣнно исполняется. Чрезъ Петра Онъ далъ епископамъ ключи небесныхъ почестей; знай же, что разрѣшенный ты будешь разрѣшенъ, и связанный духовными узами, ты будешь связанъ. Если бы ты могъ видѣть существо души, я показалъ бы въ тебѣ отлученномъ образъ осужденнаго, по шеѣ скованнаго тяжкими оковами, не имѣющаго свободнымъ или разрѣшеннымъ ни одного члена. О, если бы еще этою жизнію ограничивалось наказаніе! Но теперь, если что человѣческое случится, и вдругъ предстанетъ кончина, какъ тать въ нощи, знай, что для тебя заключено и тамъ. Внимательны и не шутятъ стражи вратъ царствія; они видятъ душу, имѣющую знаки отлученія; какъ бы узника, который имѣетъ на себѣ слѣды зловонія и нечистоты темничной, они гонятъ ее съ пути ведущаго къ блаженству, не дозволяютъ видѣть лики праведныхъ и ангельское веселіе. Жалкая же душа много обвиняя тогда себя въ неразуміи, плача, скорбя и стѣня, будучи заключена въ мрачное нѣкое мѣсто, какъ бы въ затворъ, останется тамъ, казнясь нескончаемымъ и во вѣки непрекращающимся плачемъ. Не будите, сказано, яко конь и мескъ, имъ же нѣсть разума, браздами и уздою челюсти ихъ востягнеши (Псал. 31, 9). Сіе говоритъ псаломъ, смягчая упорнаго и какъ бы елеемъ умащая наставленіями. Итакъ склони выю, и какъ ярму подчинись приказаніямъ. Упорное сокрушается, а гибкое и склоняющееся выпрямляется; тебя научаетъ этому и опытъ надъ деревьями. Закусивъ узду не ввергнись въ стремнину или пропасть, но подчинивъ выю рукѣ всадника, направляйся по спасительному пути. Когда примешь наказаніе, скажи съ покорнымъ духомъ слова Давида: благо мнѣ, яко смирилъ мя еси, яко да научуся оправдапіемъ Твоимъ (Псал. 118, 71). Не считай отлученіе самовольствомъ епископа; это отеческій законъ, древнее церковное правило, начавшееся во времена закона и утвержденное во времена благодати. Посмотри на святаго Павла, чрезъ посланія посылающаго приговоръ отлученія противъ виновныхъ и врачующаго этимъ врачевствомъ коринѳскаго юношу, грѣхомъ съ мачихою по навожденію сатаны заразившагося. Его же бо любитъ Господь наказуетъ, біетъ же сына, его же пріемлетъ (Евр. 12, 6). Ибо не сладки корни ученія, но горьки; въ послѣдствіи же произращаютъ плодъ сладчайшій сота. Посему занимающемуся ученіемъ нужно трудиться, а учащему употреблять наказанія и строгость. Въ законѣ Моисеевомъ доселѣ остаются четыре десятерицы законныхъ ударовъ, но не такъ въ евангельскомъ законѣ. Здѣсь говорится обо всемъ: здѣсь и милость и жезлъ и утѣшеніе и наказаніе. Ибо мы не какъ раба бьемъ тебя, но учимъ какъ свободнаго, потому что твой родъ отъ свободной Сарры, а не отъ рабыни Агари. Мы уважаемъ тебя какъ сына свободной, а не безчестимъ какъ родившагося отъ служанки. Посему когда ты согрѣшаешь, мы подвергаемъ тебя свободнымъ эпитиміямъ, не тѣло бичуя, но душу сокрушая. Если мы не будемъ и этого дѣлать, то какъ тебя научимъ? Не легко передается слово ученія и руководство къ добродѣтели; оно требуетъ различныхъ способовъ наставничества, принаровляемыхъ къ существующимъ нравамъ. Послушенъ ли кто и удобопреклоненъ къ назиданію? Для него прилично простое и кроткое слово. Упоренъ ли и необузданъ? Для него нужны розги. Что же намъ дѣлать, когда розогъ мы не употребляемъ? Неужели оставить такого безъ вразумленія? Нѣтъ! Но мы при помощи слова дадимъ ему иной видъ, соотвѣтственный тому, какой будетъ нуженъ. И какъ кушанье чрезъ малую прибавку приправъ получаетъ противоположный вкусъ, изъ горькаго дѣлаясь сладкимъ, и изъ сладкаго перемѣняясь въ горькое; такъ и наше слово чрезъ приложеніе новыхъ формъ, приспособляется къ различнымъ нуждамъ, дабы соотвѣтствовать воспитанію каждаго.

И такъ, не порицай меня по угламъ, называя мой способъ ученія грубымъ, и соучастниковъ преступленій твоихъ дѣлая соучастниками своихъ ругательствъ на меня; не сѣди судя епископа на совѣтѣ суетномъ. А я не буду возмущаться душею, какъ бы новое что терпя, если упорнѣйшіе изъ учениковъ негодуютъ на меня; ибо таково свойство человѣка, неразлучное съ нимъ отъ начала до конца жизни, что начальникъ вообще тяжелъ для всѣхъ подчиненныхъ, а для преступныхъ и беззаконныхъ даже ненавистенъ. Ибо запрещающій грѣхъ огорчаетъ; меня научаетъ въ этомъ достаточно, кромѣ постороннихъ свидѣтельствъ, и священная исторія. Какой пастырь былъ лучше Моисея? Какой начальникъ былъ такъ снисходителенъ и кротокъ? Всѣмъ онъ былъ для народа, питателемъ, вождемъ, священникомъ, истиннымъ отцемъ, спасителемъ на войнѣ, въ пустыни доставлявшимъ то, чего не сѣяли и не пахали, судьею снисходительнымъ, путеводителемъ вѣрнымъ; но и при всемъ томъ противъ него возмущались какъ противъ несправедливаго, оскорбляли какъ вреднаго, роптали какъ на татей и обманщиковъ, злословили какъ неискуснаго вождя и не добраго начальника; онъ былъ въ опасности лишиться и самаго священства, когда Даѳанъ, Авиронъ и сыны Корея, увлекши съ собою мятежный народъ, непризванные, усиливались быть священниками святилища, устроили себѣ кадильницы, едва не прикоснулись къ святынѣ и возжгли таинственный огнь, который прежде ѳиміама сжегъ курившихъ. Такъ много поводовъ подаетъ къ негодованію начальство надъ народомъ и должность учителя, что даже братья не пощадили Моисея; но и Маріамъ противорѣчила, и Ааронъ порицалъ, и бремя власти извратило чувство родственной любви и возстановило противъ много потрудившагося мужа самыхъ близкихъ ему. Но это ничто было для Моисея; ибо онъ былъ все тотъ же Моисей, и не сдѣлался хуже себя, а они вызвали и понесли отъ Бога наказанія за свои вины противъ вождя. Что было съ преемниками Моисея? Исаія учитель благочестія не былъ ли перепиленъ? Іеремію за то, что не переставалъ вопіять обличая идолослуженіе, развѣ не приняли въ наказаніе рвы и водотечи? Захарія не подвергся ли нападенію, и не былъ ли убитъ между церковью и алтаремъ? Самъ Господь нашъ не былъ ли закланъ какъ пастырь за овецъ? Не по ненависти ли къ наставленіямъ распятъ былъ? Что было причиною отсѣченія главы Павла? Что вознесло Петра на крестъ? Что предало различнымъ мукамъ одного за другимъ Апостоловъ? Не то ли, что они воспрещали грѣхъ, учили правдѣ? Всегда друзья истины и учители кажутся врагами для учениковъ ими обличаемыхъ. А мы за истину еще не терпѣли заушеній, еще не было опасности для нашего тѣла. И что много сѣтовать намъ служителямъ Распятаго? Какъ отецъ или мать, я принимаю твои грубости и дерзости.

Печатается по изданiю: Творенiя святаго Григорiя Нисскаго. Часть седьмая. М.: Типографiя В. Готье, 1865. – С. 474-484. (Творенiя святыхъ отцевъ въ русскомъ переводѣ, издаваемыя при Московской Духовной Академiи, томъ 44.)