Благоговѣйнѣйшему и боголюбивѣйшему епископу Несторію, нашему сослужителю, Кириллъ епископъ (желаетъ) о Господѣ всякаго блага.

Въ Александрію прибыли нѣкоторые достопочтенные и заслуживающіе довѣріе мужи. Они говорили мнѣ, будтобы твое благочестіе въ великомъ негодованіи и употребляетъ всѣ средства огорчить меня. Когда я хотѣлъ узнать причину такого огорченія для твоего благочестія, они мнѣ сказали, что нѣкоторые изъ александрійцевъ распространили въ народѣ посланіе, писанное мною къ святымъ монахамъ, и что оно сдѣлалось виною ненависти и озлобленія. Я удивляюсь, что твое благочестіе тщательнѣйшимъ образомъ не разсмотрѣло этого дѣла. Смущеніе въ вѣрѣ возникло не отъ посланія, которое было написано мною прежде, но отъ нѣкоторыхъ поученій, сказанныхъ твоимъ благочестіемъ или кѣмъ другимъ. Напротивъ, когда писанія или объясненія, содержащія превратное ученіе, стали ходить по рукамъ, мы озаботились исправить это ученіе. Потому что нѣкоторые дошли до того, что не хотятъ исповѣдывать Христа Богомъ, а исповѣдуютъ Его органомъ или орудіемъ Бога и человѣкомъ богоноснымъ, и еще что-то нелѣпѣе этого. Насъ огорчаютъ слова, которыя сказаны твоимъ благочестіемъ, или сказаны кѣмъ либо другимъ: я не очень вѣрю этимъ распространившимся между людьми ничтожнымъ писаніямъ. Какъ же намъ можно было молчать въ то время, когда вѣра извращается, когда столько измѣненій въ ней возникаетъ? Или мы не предстанемъ предъ судилище Христово? Ужели мы можемъ оправдаться въ неблаговременномъ молчаніи, мы, которые поставлены на то, чтобы говорить чтó дóлжно? Чтó же мнѣ дѣлать теперь? Я долженъ войти въ сношеніе по этому предмету съ твоимъ благочестіемъ, послѣ того какъ благоговѣйнѣйшій и боголюбивѣйшій епископъ Рима Келестинъ и при немъ состоящіе боголюбивѣйшіе епископы спрашивали о сочиненіяхъ, явившихся тамъ неизвѣстно откуда, отъ твоего ли благочестія, или отъинуда. Они пишутъ объ нихъ, считая ихъ великимъ соблазномъ. Какъ намъ успокоить тѣхъ, которые, приходя сюда отъ всѣхъ церквей восточныхъ, ропщутъ на эти сочиненія? Ужели твое благочестіе думаетъ, что смущеніе, возникшее въ церквахъ отъ этихъ необычайныхъ поученій, маловажно? Всѣ мы теперь въ подвигѣ и въ трудѣ, чтобы возвратить къ истинѣ тѣхъ, которые, не знаю какъ, обольщены мыслями, чуждыми истины. Какъ же скоро поводъ къ этому всеобщему ропоту подало твое благочестіе, есть ли справедливость винить въ этомъ другаго? Почему твое благочестіе ненавидитъ меня? Зачѣмъ несправедливо поноситъ меня, тогда какъ лучше было бы исправить свои слова, дабы прекратить соблазнъ во вселенской Церкви? Если слово и излилось изъ устъ и, положимъ, оно распространилось уже въ народѣ, этому еще можно помочь пересмотромъ своихъ словъ. Увѣрься, что лучшимъ дѣломъ въ этомъ случаѣ будетъ сказать соблазняющимся слово, и назвать Святую Дѣву Богородицею, дабы мы утѣшивъ удрученныхъ и имѣя правомысліе, какъ и всѣ другіе, могли въ мирѣ и въ единодушіи совершать общественное богослуженіе. Да неусумнится твое благочестіе, что мы за вѣру во Христа готовы терпѣть все, подвергнуться узамъ и самой смерти. Скажу истину, что еще при жизни блаженной памяти Аттика мною была написана книжица о Святой и Единосущной Троицѣ: въ ней есть также слово о вочеловѣченіи Единороднаго, съ ними согласно и нынѣшнее мое писаніе. Я читалъ его епископамъ, клирикамъ и тѣмъ изъ народа, которые любятъ чтенія. Но до сего времени я не давалъ его никому. Вѣроятно, съ изданіемъ этого слова, опять будутъ обвинять меня; потому что это сочиненіе составлено было мною прежде, нежели твое благочестіе было избрано на архіепископію.

Печатается по изданію: Дѣянiя Вселенскихъ Соборовъ, изданныя въ русскомъ переводѣ при Казанской Духовной Академiи. Томъ первый. – Казань: Въ типографiи Губернскаго правленiя, 1859. – С. 323-326.