Когда Господь висѣлъ на древѣ, раздралась завѣса (церковная) – по многимъ, какъ я думаю, причинамъ. Невѣрные, которые потрясеніе стихій приписываютъ случайной игрѣ природы, найдутъ возможнымъ объяснить точно такъ-же и то, что земля, во время спасительной страсти, отъ дрожанія и трясенія нѣсколько сдвинулась съ своего мѣста. Но когда они же узнаютъ, что разорвалась завѣса сверху до низу, когда никто ея не трогалъ, да и природа ни прежде, ни послѣ не производила подобныхь явленій: то не могутъ, при всемъ своемъ безстыдствѣ, не признать сего божественнымъ чудомъ, совершеннымъ для неизгладимаго позора богоубійцъ-іудеевъ. — Съ другой стороны, въ этомъ событіи можно видѣть символъ и предзнаменованіе имѣвшаго чрезъ нѣсколько лѣтъ послѣдовать разрушенія и опустошенія пресловутаго Іерусалимскаго храма, — и прекращенія всѣхъ обрядовъ Іудейскихъ и разныхъ безчинствъ, которыя тамъ совершались и изъ коихъ большая часть происходала за завѣсою, чтобы никто изъ народа не видѣлъ ихъ. Завѣса скрывала, впрочемъ, и священныя тайны которыхъ не должно было открывать взору мірскихъ людей, — тайны, доступныя только однимъ священникамъ. Такимъ образомъ, съ раздраніемъ завѣсы, сдѣлалось открытымъ для всякаго и какъ-бы на общій позоръ и оскверненіе было выставлено все, что дотолѣ у Іудеевъ считалось святымъ и страшнымъ. Въ этомъ они должны были видѣть уже начало совершеннаго уничтоженія и упраздненія на-вѣки Моѵсеевыхъ постановленій и подзаконнаго служенія. — Можно представить и третью причину, которая, по-видимому, противорѣчитъ предъидущей, но на самомъ дѣлѣ изъ нея возникаетъ. Какая же то причина? Извѣстно, что прежде богопознаніе и богопочтеніе заключено было въ одномъ ограниченномъ мѣстѣ, — въ предѣлахъ Іудеи и Іерусалима; притомъ все состояло въ символахъ и предзнаменованіяхъ благодати. Посему, такъ-какъ наступило время совершенно упразднить это богослуженіе, ограниченное тѣснымъ пространствомъ, и замѣнить его другимъ, которое чрезъ спасительную страсть имѣло распространиться до послѣднихъ предѣловъ вселенной, то и разорвалась завѣса, служившая вмѣсто наглазниковъ (προμετωπιδιον) и охранявшая Святое Святыхъ въ какомъ-то неприступномъ мракѣ, — какъ-бы взывая и говоря, не словомъ, но самымъ дѣломъ: «пріидите всѣ видѣть невидимое, приступите къ познанію и созерцанію вещей божественныхъ; потому-что отнынѣ истинное богопочтеніе не будетъ уже, какъ было прежде, заключено въ одной какой-либо части вселенной или въ одномъ удобоисчислимомъ народѣ, но всѣ народы и всѣ концы земли теперь свободно будутъ пользоваться такими таинствами, которыя недоступиы были самимъ Іудеямъ». — Но слѣдуй за мной еще далѣе, — отъ третьей причины перейди къ четвертой, и замѣчай. Ковчегъ и все, хранившееся въ ковчегѣ, было образомъ неба и того, что находится подъ небомъ. И сотвориши Ми, сказано, по всему елика Азъ покажу тебѣ на горѣ (Исх. 25, 9). Сей ковчегъ вмѣстѣ съ прочими сокровенными вещами находился въ храмѣ за завѣсою, и входить туда никому не было позволено кромѣ первосвященниковъ. Конечно, это было знакомъ, что тогда восходъ на небо былъ невозможенъ для людей, и что никто, даже изъ любителей подзаконнаго богослуженія, не сподоблялся этой высокой чести. Но вотъ, во время распятія Господа, раздирается сія завѣса, и чрезъ то благовѣствуется и какъ-бы трубою возглашается открытый всѣмъ намъ доступъ на небеса. Ибо и дѣйствительно, Христосъ Богъ нашъ, обнищавшій ради нашего спасенія, принявшій нашу плоть и все претерпѣвшій за насъ, своею животворящею смертію обновилъ этотъ восходъ на небо всему роду человѣческому.

Печатается по изданiю: Фотія, Святѣйшаго Патріарха Константинопольскаго, Письма. // Журналъ «Христiанское чтенiе, издаваемое при Санктпетербургской Духовной Академiи». – 1846 г. – Часть II. – с. 3-7.