Письма свт. Игнатия (Брянчанинова)

СВЯТИТЕЛЬ ИГНАТИЙ (БРЯНЧАНИНОВ)

Письма к мирянам

Письмо № 368

Описание одного из своих поэтических вдохновений и утешительное слово семейству, потерявшему отца семейства

Христос Воскресе, и воистину воскресе! Многолюбезнейший, бесценнейший Федор Петрович!
Получив письмо Ваше, я долго беседовал с ним: оно и по ныне постоянно лежит на столике близ моей кровати. На ней провожу большую часть времени; одно у меня занятие — лежание: таков удел больнаго. Часто я перечитывал глубокое письмо — эту исповедь души Вашей, переносился мыслию к Вам. И вот — на днях — по обычаю один я в келий, по обычаю лежу: внезапно и живо представилось мне, что я на могиле Константина Федоровича — вместе с Вами, со всем Вашим семейством... Как будто послышался голос Константина Федоровича! Овладело душею моею чудное, неожиданное вдохновение: вскакиваю с кровати, тороплюсь начертать на бумаге мысли, представший мне в многочисленном, очаровательном сонме. Когда я переводил их на бумагу, — рука едва поспевала изображать то буквами, то кой-какими знаками и намеками, кипящие ключем мысли, перемешивающияся с еще более чудными, тихо и насладительно волнующими душу ощущениями. Потом я перечитал исчерканный листок, — вижу: это — не моя собственность. Отрадное, утешительное вдохновение низошло ко мне не для меня одного: оно принадлежит Вам более, чем мне. Посылаю его Вам вместо краснаго яичка. Вы получите, прочитаете его в дни Святыя Пасхи. Пусть другия встречают праздник в шумных увеселениях: для Вас послужит услаждением «Слово из вечности». Это — беседа таинственно-послышавшагося мне голоса.

Слово из вечности

     «Отец мой! мать моя! супруга моя! сестры мои! родные и друзья мои! вы все стеклись к моей одинокой могиле, — в молчании, с поникшими главами, окружили ее. Безмолвно, одними помышлениями и чувствованиями вы беседуете с безмолвствующим жителем гроба. Сердца ваши — фиалы неисцельной скорби. Потоки слез льются из очей ваших; из потоков слез пролившихся рождаются новые слезные потоки: печали — дна нет, слезам нет конца.
     Младенцы — дети мои! и вы здесь у камня могильнаго, у камня надгробнаго. И на ваших глазах навернулись слезки, — а сердце ваше почти не знает о чем плачут очи, подражающие очам вашей матери, очам отца моего, очам моей матери. Вы любуетесь камнем надгробным, камнем светящимся, мрамором белоснежным; вы любуетесь надписью из букв золотых; а они — этот мрамор и эта надпись — провозвестники вашего ранняго сиротства.
     Отец мой! мать моя! супруга моя! родные и друзья мои! что вы стоите так долго над моей могилой, над хладным камнем, хладно — стоящим на страже гробовой? Уже давно охладело мое бездыханное тело, — возвращается, по узаконении Творца, в свою землю, разсыпается в прах... Какия тяжкия думы вас объемлют, удерживают на могиле моей?... Служители алтаря принесли к ней молитву о упокоении моем, возгласили мне вечную память в спасающем и упокоевающем меня Боге. Они отошли от могилы безмолвной; идите и вы: вам нужен покой после подвигов тела и души, умученных скорбию.
     Вы нейдете?... вы здесь... вы — как-будто приковались к месту моего погребения!... В молчании нерушимом, — с думой, для которой нет объяснения, — и сердцем, в котором обилием скопившихся чувств поглощается определенность чувства, вы не отступаете от могилы влажной, от камня — памятника безчувственнаго... Что надо вам? вы — из-под камня, из недр могилы мрачной как-будто ожидаете моего голоса.
     Нет этого голоса: вещаю — одним молчанием. Тишина нерушимая — удел кладбища. Прахи мертвецов говорят без слов: тлением осуществленным возглашают громкую проповедь, убедительное увещание к живущим, мятущимся, шумящим на земной поверхности искателям тления.
     И есть еще у меня голос! и говорю с вами! и отвечаю на ваши неизъяснимыя думы, на ваши непроизнесенныя и неизглаголенныя вопросы. Послушайте меня! отличите мой голос в общем, едином голосе, которым говорит вечность к времени. Глагол вечности — один, неизменяемый, непреложный. В ней нет переменчивости: в ней день един, сердце едино, мысль одна. Соединяющий все во едино — Христос. Оттуда голос — один.
     В этом едином голосе, которым говорит вечность, отличите мой голос! Неужели вы, родные мои, не узнаете моего голоса? Мой голос в общем голосе вечности имеет свой отдельный звук, как голос струны в общем аккорде многоструннаго, гремящаго фортепиано.
     Вещал вам голос вечности, вещал с времени крещения, как и прочим Христианам, когда вы были еще неспособны внимать ему. Голос вечности! увы, — мало внимают тебе в шумной земной гостинице! То младенчество наше препятствует внимать тебе; то заботы, развлечения житейския препятствуют внимать тебе. А ты — неумолкаешь: говоришь — говоришь, — и, наконец, чрез посланника своего — смерть требуешь и внимательнаго и невнимательнаго слушателя к отчету в внимании святым словам вечности, святым словам Бога.
     Чтоб голос вечности имел для вас особенный отголосок, способный пронзить ваше сердце, привлечь к словам спасения все внимание ваше, Бог причислил меня к говорящим из вечности. Мой голос слился с общим голосом небожителей; для прочих жителей земли я мертв, безгласен, как и другая мертвецы. Но для вас я жив, — и, мертвый, говорю слово спасения лучше, нежели как сказал бы его, живя между вами и вместе с вами гоняясь за призраками благ, которыми тление обманывает и губит странников земных.
     Бог — милостив безконечно. Ах! если б было нужным и полезным, — внезапно из-под тяжкаго камня, из тьмы могильной отозвался-бы я вам!... Но Небо признало частный голос из вечности излишним. И какой голос из вечности уже не лишний, когда Бог благоволил, чтоб не только Моисей и Пророки, но Сам единородный Сын Его возвестил земле волю Его, возвестил ей уставы святой, блаженной вечности? «Имут Моисеа и пророки: да послушают их», — ответ был Неба просившему голоса умерших для спасительной проповеди живущим на земле плотскою жизнию, гибнущим душевною, вечною смертию. «Аше Моисеа и пророки не послушают, и аще кто от мертвых воскреснет, не имут веры» (Лук. 16, 29-31).
     А ты, товарищ мой — мертвец, но еще с живым словом в устах?... вот — отец мой, мать моя, супруга моя, родныя мои... Не могу говорить с ними иначе, как общим словом вечности. В этом слове они слышат звук и моего голоса... да! они слышат его!... Но нет у меня отдельнаго, частнаго слова... Товарищ мой! из общих наших сокровищ вечности, скажи им за меня простое, необходимейшее для них слово: «Земная жизнь — мгновенное, обманчивое сновидение. Вечность — неизбежна... Есть и бедственная вечность!... Стяжите вечность блаженную вниманием, послушанием всесвятым словам и заповеданиями всесвятаго Бога... и приходите ко мне на светлый вечный Праздник, каждый в свое, самим и единым Богом непостижимо-назначенное время».
     Архимандрит Игнатий.
     30 марта 1848