(Из книги "ПУТЬ КО СПАСЕНИЮ")
Река жизни нашей пересекается волнистой полосой юности. Это время воскипения телесно-духовной жизни. Надобно иметь очень твердую опору, чтобы устоять в это время от напора волн. Начинаются первые собственные движения - начатки пробуждения сил, и влиянием своим они вытесняют все, что прежде было положено на мысль и сердце. Прежнее станет для юноши мечтой, предрассудком; только настоящие чувства истинны, только они имеют значение. Но если он, прежде пробуждения своих сил, связал себя обязательством исповедания и жизни христианской, - тогда все возбуждения, как уже вторичные, будут слабее и легче уступят требованию первых уже потому, что те старее, прежде испытаны и избраны сердцем, а главное - скреплены обетом. Юноша решительно хочет держать всегда свое слово.
Когда своеволие юношеской мысли на все кидает тень сомнения, когда сильно тревожат его возбуждения страстей, когда вся душа наполняется искусительными помыслами и движениями, - юноша в огне. Кто даст ему каплю росы для прохлады, подаст руку помощи, если из сердца не выйдет голос за истину, за добро и чистоту? А он не выйдет, если любовь к ним не поселена прежде. Даже советы в этом случае не помогут: их тогда не к чему привить.
Юноша живет сам по себе, и кто исследует все движения и уклонения его сердца? Это то же, что исследовать путь птицы в воздухе или бег корабля в воде! Все потребности так называемой природы в живом возбуждении, каждая подает голос, ищет удовлетворения. Что же будет с юношей, если он не приучен влагать в некоторый строй свои движения, не подчиняет их некоторым высшим требованиям?
Какими мы выходим из лет юношеских, зависит от .того, какими вступаем в них. В юность каждый ввергается, как вода в водопад: вода, падающая с утеса, кипит внизу и клубится, а потом идет уже тихо разными протоками. Из юности выходят три порядка людей: одни сияют добротою и благородством, другие омрачены нечестием и развратом, третьи - склоняются то на добро, то на зло, как испорченные часы, которые то идут верно, то бегут или отстают.
Кто заранее скрепил себя обязательством, тот как бы укрылся в крепком, не пропускающем в себя воды кораблике, или провел по водовороту спокойный желоб. Без этого же и доброе воспитание не всегда спасет.
И сама по себе юность опасна; но к этому присоединяются еще два влечения, свойственные этому возрасту, от которых юношеские возбуждения приобретают большую силу и опасность. Это жажда впечатлений и склонность к общению. Надо подчинить правилам эти влечения, чтобы вместо добра они не принесли зла.
Жажда впечатлений сообщает стремительность и разнообразие действиям юноши. Ему хочется все испытать самому, все видеть, все слышать, везде побывать. Ему не сидится дома, не стоится на одном месте, не внимается одному предмету. Его стихия - развлечения. Но этого ему мало: он не довольствуется личным испытанием, а хочет усвоить и как бы перенести на себя впечатления других, изведать, что чувствовали, как действовали другие сами по себе или в подобных ему обстоятельствах. Затем он кидается на книги и начинает читать; перебирает одну книгу за другою, часто не разбирая содержания их; у него главное - найти так называемый эффект, какого бы рода он ни был и чего бы ни касался. Ново, изобразительно, остро - самая лучшая для него рекомендация книге. Склонность к легкому чтению -та же жажда впечатлений, только в другом виде. Действительность часто кажется юноше как бы навязываемой ему со стороны, связывает его и заключает в слишком определенных границах, а он ищет свободы. Он часто отрывается от действительного, уходит в свой созданный мир и там начинает действовать на славу. Фантазия строит ему целые истории, где большей частью герой - он сам. Юноша только вступает в жизнь; перед ним заманчивое будущее, со временем и ему там надобно быть: что же он будет? Нельзя ли приподнять эту завесу и посмотреть? Фантазия, подвижная в эти годы, не медлит удовлетворением. Так воспитывается мечтательность.
Мечты, легкое чтение, развлечения, все это - почти одно по духу: от жажды впечатлений, жажды нового, разнообразного. Ничем нельзя лучше заморить добрых семян, положенных прежде на сердце юноши, как ими. Молодой цвет, посаженный на таком месте, где со всех сторон дуют на него ветры, потерпит немного и засохнет; трава, по которой часто ходят, не растет; часть тела, которую подвергают долгому трению, немеет. То же бывает с сердцем и добрыми расположениями в нем, если предаться мечтам, пустому чтению или развлечениям. Кто долго стоял на сыром ветре, тот, зайдя в затишье, чувствует, что все в нем будто не на своем месте; то же бывает и в развлекшейся душе. Возвратившись из рассеяния в себя, юноша находит в душе своей все в извращенном порядке; а главное - некоторым покрывалом забвения задергивается все доброе, и на первом плане стоят одни прелести, оставленные впечатлением, а не то, что было и чему всегда следует быть: расположения поменялись главенством. Отчего, возвратившись в себя после какого-нибудь рассеяния, душа начинает тосковать? Оттого, что находит себя окраденной. Рассеянный сделал душу свою большой дорогой, по которой, через воображение, как тени, проходят соблазнительные предметы и манят душу за собой; а когда она таким образом как бы отторгается от себя, тайно подходит диавол, уносит доброе семя и полагает злое. Так учит Спаситель, когда объясняет, кто похищает посеянное при пути и кто есть высеявый плевелы. То и другое враг человеч. творит.
Как хорошо подчинить себя в юности строгой дисциплине и быть под руководительством! Тех юношей, кому не позволяют распоряжаться самим своим поведением до возмужалости, можно назвать счастливыми. И всякому юноше надо радоваться, если он поставлен в таких обстоятельствах. Сам юноша, очевидно, дойти до этого едва ли может; но он покажет много ума, если поверит совету быть больше дома за делом, не мечтать и не читать пустого. Развлечение пусть отклонит трудолюбием, мечтательность - серьезными занятиями под руководством, которому особенно должно быть подчинено чтение, и в выборе книг, и в образе чтения.
Вторая склонность - склонность к общению - обнаруживается в потребности товарищества, дружбы и любви. Все они в истинном порядке хороши, но вставить их в этот порядок надо не юноше.
Юношеский возраст - время живых чувств. Они у сердца - как прилив и отлив у берегов моря. Все занимает его, все удивляет. Природа и общество открыли перед ним свои сокровища. Но чувства не любят быть скрытыми в себе, и юноша хочет делиться ими. Он имеет нужду в лице, которое могло бы разделять его чувства - в товарище и друге. Потребность благородная, но она может быть и опасною! Кому вверяешь свои чувства, тому даешь некоторым образом власть над собою. Как же надобно быть осторожным в выборе близкого лица! Встретишь такого, который далеко-далеко может завести от прямого пути. Разумеется, добрый естественно стремится к доброму и отклоняется от недоброго - есть на это некоторый вкус у сердца. Но как часто простосердечию случается быть завлеченным хитростью! Справедливо всякому юноше советуют быть осторожным в выборе друга. Хорошо не заключать дружбы, пока не испытаешь друга. Еще лучше иметь первым другом отца, или того, кто во многом заменяет отца или кого из родных - опытного и доброго. Для положившего жить по-христиански первый Богом данный друг - это духовный отец; с ним беседуй, ему поверяй тайны, взвешивай и поучайся. Под его руководством, при молитве, Бог пошлет, если нужно, и другого друга.
Не столько, впрочем, опасности в дружбе, сколько в товариществе. Редко видим друзей, но больше знакомых и приятелей. А здесь сколько возможно и сколько бывает зла! Есть кружки приятельские с очень недобрыми правилами. Склонившись к ним, не заметишь, как объединишься с ними в духе, подобно тому, как незаметно наполнишься смрадом в смрадном месте. Они сами часто теряют сознание непотребства своего поведения и спокойно грубеют в нем. Если и пробуждается в ком это сознание, он не имеет сил отстать. Каждый опасается объявить о том, ожидая, что его после всюду будут преследовать колкостями, и говорит: "Так и быть, может быть, пройдет". Избави, Господи, всякого от этих глубин сатанинских. Для решившихся работать Господу одно товарищество с благочестивыми, ищущими Господа; от других же надо удаляться и искренно с ними не обращаться, последуя примеру святых Божиих.
Самый верх опасности для юноши - от обращения с другим полом. Тогда как в первых соблазнах юноша только сбивается с прямого пути, здесь он кроме того теряет себя. В первом своем пробуждении дело это смешивается с потребностью прекрасного, которая со времени пробуждения своего заставляет юношу искать себе удовлетворения. Между тем прекрасное мало-помалу начинает в душе его принимать образ, и обыкновенно человеческий, потому что мы не находим ничего краше его... Созданный образ носится в голове юноши. С этого времени он ищет будто прекрасного, т. е. идеального, не земного, а между тем встречается с дщерью человеческою и ею уязвляется. Этого-то уязвления больше всего надлежит избегать юноше, потому что это есть болезнь, и болезнь тем опаснейшая, что больному хочется болеть до безумия.
Как отвратить эту язву? Не ходи тем путем, которым доходят до уязвления. Этот путь имеет три поворота.
1. Сначала пробуждается у юноши какое-то горестное чувство неизвестно о чем и отчего; это - чувство одиночества. Из этого чувства рождается другое - некоторая жалость, нежность и внимание к себе. Прежде он жил, как бы не замечая сам себя. Теперь он обращается к себе, осматривает себя и находит, что он не из последних: начинает чувствовать свою красоту, нравиться себе. С этих пор юноша обращается к внешнему миру.
2. Это вступление во внешний мир воодушевляется уверенностью, что он должен нравиться другим. В этой уверенности он смело и победительно выходит на поприще действия, начинает бродить, искать знакомств, по тайному влечению чего-то ищущего сердца, и при этом старается блистать умом, приятностью в обращении, предупредительным вниманием, вообще всем, чем надеется нравиться. Вместе с тем он дает всю волю преимущественно органу душеобщения - глазу.
3. В этом настроении он похож на порох, подставленный под искры, и скоро встречается со своей болезнью. Взором очей или голосом особенно приятным, как стрелою пораженный, он стоит сначала в остолбенении, и опомнившись, находит, что все его внимание и сердце обращены к одному предмету и влекутся к нему с непреодолимою, силою. Сердце начинает с этих пор снедаться тоскою; юноша уныл, погружен в себя, занят чем-то важным, ищет, как будто что потерял, и что ни делает - делает для одного лица и как бы в присутствии его. Он точно потерянный, сон и еда нейдут ему на ум, обычные дела забыты и приходят в расстройство; ему ничто не дорого. Он болен лютой болезнью, которая щемит сердце, стесняет дыхание, сушит самые источники жизни. Вот постепенный ход уязвлений! И само собою видно, чего должно опасаться юноше, чтобы не впасть в эту беду. Не ходи этою дорогою! Прогоняй предвестников - неопределенную грусть и чувство одиночества. Делай им наперекор: стало грустно - не мечтай, а начни делать что-нибудь серьезное со вниманием - и пройдет. Стала зарождаться жалость к себе или чувство своего хорошества - поспеши отрезвить себя и отогнать эту блажь какой-нибудь суровостью или жестокостью к себе, особенно выяснением здравого понятия о ничтожности того, что лезет в голову. Случайное или намеренное унижение в этом случае - как вода на огонь. Подавить и прогнать это чувство надобно озаботиться особенно потому, что тут начало движения. Остановись тут - дальше не пойдешь: не родится ни желание нравиться, ни искание нарядов и щегольства, ни охоты на посещения. Прорвутся эти - и с ними борись. Надежная в этом случае ограда - строгая дисциплина во всем, труд телесный и еще более головной. Усиль занятия, сиди дома, не развлекайся. Нужно выйти - храни чувства, бегай другого пола, главное же - молись.
Православная беседа 1 1992