Вотъ что побудило и заставило меня разсказать и написать житіе Отца нашего блаженнаго, святаго аввы Іоанна Дамаскина, пресвитера, по прозванію Златоточивый. Да помилуетъ насъ Богъ въ его молитвахъ. Сулейман-ибн-Кутулмышъ осадилъ городъ Великую Антіохію и сталъ громить ее съ расположенной на востокъ горы, которая называется ал-Кайсакилъ, въ воскресенье, перваго числа мѣсяца Кануна I, въ восьмой индиктіонъ, въ лѣто 6593 отъ сотворенія міра (т. е. 1084). Въ теченіе трехъ дней онъ овладѣлъ городомъ; изъ жителей его не осталось въ живыхъ никого, кромѣ тѣхъ, которые въ бѣгствѣ взобрались на гору въ городскую крѣпость. Въ тотъ день я, бѣдный Михаилъ, монахъ, пресвитеръ, — а это былъ вторникъ, — находился въ городѣ, спасся отъ турокъ бѣгствомъ и спрятался въ одномъ темномъ помѣщеніи. Богъ, по Своей волѣ, укрылъ меня отъ ихъ взора и спасъ меня отъ нихъ. Когда наступила ночь и я увидѣлъ, что городъ оставленъ жителями, на меня напали страхъ и безпокойство; я порицалъ себя за то, что остался позади нихъ и не поднялся па гору вмѣстѣ съ населеніемъ моего города. Потомъ въ полночь я всталъ и началъ взбираться на гору, такъ что къ утру достигъ воротъ крѣпости. Въ то время, какъ я старался войти въ нее, изъ нея выѣхала на коняхъ толпа жителей города и съ ними отрядъ турокъ [1], которыхъ они призвали на помощь изъ крѣпости Артахъ и дали имъ много денегъ съ тѣмъ; чтобы они помогли имъ противъ врага ихъ Сулеймана; и они быстро спустились. Въ то время, какъ я обращался направо и налѣво, чтобы войти въ крѣпость, я увидѣлъ, что они возвращаются въ бѣгствѣ, а турки Сулеймана ихъ преслѣдуютъ. Меньше чѣмъ въ часъ, они погнали всѣхъ мужчинъ, женщинъ, дѣтей, которые находились на стѣнѣ, на горѣ, въ крѣпости и ея окрестностяхъ, а сверхъ того верховыхъ и вьючныхъ животныхъ, и заставили спуститься внизъ. Я былъ въ числѣ плѣнныхъ и упрекалъ себя въ неблагоразуміи. Всякій разъ, какъ я вспоминалъ объ этомъ очень печальномъ происшествіи, глаза мои проливали потоки слезъ, потому что это было чрезвычайно страшное и ужасное бѣдствіе, подобнаго которому въ столь короткое время никогда не случалось. Когда ихъ люди гнали насъ по склону горы и мы были въ смущеніи и отчаявались въ жизни, я вспомнилъ о днѣ — а это была среда четвертаго числа упомянутаго мѣсяца — и о томъ, что я прежде видѣлъ въ этотъ день въ населеніи Антіохіи: радость, веселье, великое ликованіе и торжество; великолѣпнѣйшее платье ихъ и одѣяніе; большое число лицъ, ѣдущихъ верхомъ на верблюдахъ и мулахъ; присутствіе въ церкви святой Варвары и ежегодное празднованіе ея памяти вмѣстѣ съ патріархомъ, церковнымъ клиромъ, правителемъ и главными представителями власти. Тогда я обратился къ ней съ мольбою о заступничествѣ и помощи передъ Богомъ и повторилъ моленіе тому, кто участвуетъ съ нею въ совершеніи праздника своего въ тотъ же самый день, т. е. аввѣ Іоанну Дамаскину, пресвитеру. Я умолялъ его во все время моего опуска съ горы, напоминалъ ему объ усердіи его въ дѣлѣ христіанской вѣры и просилъ защитить и избавить народъ отъ той гибели, среди которой онъ очутился, его молитвами и заступничествомъ; (я такъ молился,) пока мы не очутились въ долинѣ. Мы усѣлись на землю, и вотъ глашатаи кричатъ громкимъ голосомъ, говоря, что Сулейманъ разрѣшилъ плѣннымъ жителямъ города спокойно и безбоязненно возвратиться въ свои жилища. Всѣ возблагодарили Бога, — да будетъ благословенно Его имя! — Который помогъ имъ въ эту минуту Своею милостивою любовью и Своимъ сокровеннымъ, благимъ промысломъ. Это была милость отъ Творца, — да будетъ онъ славенъ! — для описанія качествъ Котораго языки слабы.

Когда прошелъ годъ и наступилъ день двухъ праздниковъ, т. е. праздника святой Варвары и блаженнаго Іоанна, значитъ на второй годъ въ мѣсяцѣ Канунѣ I, я пожелалъ услышать исторію святого Іоанна, но отъ всѣхъ узналъ, что подробной исторіи его не существуетъ ни на греческомъ, ни на арабскомъ языкѣ. Я удивился, какимъ образомъ небрежность его современниковъ заставила ихъ забыть его исторію, несмотря на его славу, величіе, обиліе совершенства и почета передъ другими; вѣдь рѣчи его произносятся всѣми христіанами, собирающимися въ церквахъ, ночью и днемъ уже въ продолженіи многихъ лѣтъ. И я не нашелъ, кто бы мнѣ объяснилъ причину пренебреженія исторіей Іоанна. Я уже раньше слышалъ о немъ отдѣльные разсказы и нашелъ очень краткія упоминанія, записанныя во многихъ исторіяхъ отцовъ, его современниковъ, и отдѣльныя части. Я собралъ все это, кое-что выпустилъ, такъ какъ нашелъ, что эта часть исторіи не соотвѣтствуетъ ея основному характеру, и сдѣлалъ изъ этого одинъ связный разсказъ. Кто внимательно отнесется къ нему, тотъ проститъ меня, что я дерзнулъ на то, что превышаетъ мои силы, и опередилъ ученыхъ, которые были до меня, хотя они и въ этомъ отношеніи, и въ другихъ краснорѣчивѣе меня; но я пожелалъ приблизиться къ нему вслѣдствіе той пользы, которая, какъ я ощущаю, пришла отъ него ко мнѣ. Поэтому я собралъ изъ данныхъ о его исторіи то, что легко было собрать; а это немногое изъ многаго. Богъ же воздаетъ каждому по силѣ его разумѣнія и труда. Ему подабаетъ слава во вѣки. Аминь!

Для большинства людей [2], желающихъ ознакомиться съ исторіей божественныхъ мужей и блаженныхъ святыхъ отцовъ, слава которыхъ превышаетъ другихъ достойныхъ и ученыхъ, — столповъ церкви, укрѣпленной на скалѣ правой вѣры, и защитниковъ истинной религіи, — для этихъ-то людей нѣтъ ничего лучше и важнѣе чтенія разсказовъ о святыхъ, которое доставляетъ наслажденіе, превосходящее всякое другое наслажденіе, и душевную и тѣлесную сладость. Особенно же часто это случается, когда проходитъ послѣ ихъ жизни много времени, и не бываетъ ни связнаго разсказа объ ихъ житіи, ни разсказа, записаннаго на бумагѣ, который раздавался бы въ ушахъ вѣрующихъ христіанъ, собравшихся для поминовенія святыхъ. Извѣстія о нихъ сообщаются одно за другимъ, въ немногихъ словахъ, по слуху и по преданію; потомъ, въ моментъ наслажденія и пріятной сладостй вкушенія разсказа, сообщеніе прерывается, такъ какъ у разсказчика нѣтъ источниковъ для изученія святаго, подобно драгоцѣннымъ камнямъ, разсыпаннымъ въ различныхъ мѣстахъ и разныхъ мѣстностяхъ; когда же эти разсѣянные жемчуга и дорогіе разбросанные камни будутъ собраны и составятъ нанизанное ожерелье, гдѣ камни, въ надлежащемъ порядкѣ, слѣдуютъ одинъ за другимъ, тогда взоры усердно направляются на ихъ созерцаніе и сердца, съ великимъ хотѣніемъ и желаніемъ, устремляются къ слушанію ихъ съ начала до конца; и это для нихъ лучше, чѣмъ драгоцѣнные камни или мощная, крѣпкая слава. Среди нихъ тогда находился одинъ, наиболѣе выдающійся по своему значенію и вліянію — блаженный Іоаннъ Дамаскинъ, разсказъ о которомъ находится въ настоящее время у насъ, по прозванію Златоточивый, украшающій храмы Господа нашего Христа Всевышняго, восхваляющій Владычицу нашу Дѣву Матерь Его пѣснями, канонами и псалмами, пѣснопѣніями всякаго рода, которыя поетъ народъ въ православныхъ церквахъ въ Господніе праздники и въ торжества святыхъ мучениковъ, написавшій еще многочисленныя книги и возраженія противъ сомнѣвающихся и противорѣчащихъ ему, знающему наизусть книги Ветхаго и Новаго Завѣта послѣ изученія имъ свѣтскихъ наукъ логики и философіи. А блаженной памяти Косьма, исторія котораго извѣстна, епископъ Маюмскій, являлся ему сотрудникомъ въ большинствѣ его сочиненій и псалмовъ вслѣдствіе ихъ совмѣстнаго обученія и общей жизни, такъ какъ Косьма воспитывался въ домѣ отца Іоанна, и вслѣдствіе ихъ одинаковыхъ въ позднѣйшее время благочестія и монашескаго житія, высокаго по достоинству.

Блаженный Іоаннъ, мѣсто рожденія и воспитанія котораго было въ извѣстномъ городѣ Дамаскѣ, былъ сыномъ Мансура, извѣстнаго подъ названіемъ Ибн-Серджунъ (Сергій); послѣдній занималъ почетное мѣсто среди населенія города, крѣпко держалъ бразды управленія имъ, а именно былъ василикомъ, т. е. правителемъ всей его области и собирателемъ съ нея денегъ; онъ слѣдовалъ по пути истинной добродѣтели и похвальной религіозности, боялся Великаго Бога, исполнялъ Его заповѣди и, будучи богато одаренъ мудростью, любилъ знаніе. Поэтому, по Божескому внушенію, онъ озаботился образованіемъ своего сына Іоанна и вознесъ его до наивысшихъ ступеней знанія при помощи его учителя, монаха Косьмы, философа, калабрійца.

Не думай, мой слушатель, изъ-за совпаденія именъ, что это — Косьма, епископъ Маюмы, воспитанный съ Іоанномъ въ домѣ его отца. Это — другой Косьма, зрѣлаго возраста, сильный въ знаніи, отъ котораго они оба (т. е. Іоаннъ и Косьма) получили свое философское образованіе; онъ, т. е. Косьма калабріецъ, прибылъ въ городъ Дамаскъ въ толпѣ многочисленныхъ плѣнныхъ для продажи въ рабство; морскіе разбойники захватили ихъ въ плѣнъ съ одного изъ иностранныхъ судовъ. Если кого изъ плѣнныхъ не покупали и не соглашались на его цѣну, тому они грозили отрубить голову. И каждый изъ нихъ, который отправлялся на казнь, приходилъ раньше къ Косьмѣ калабрійцу, монаху и философу, находившемуся съ ними въ плѣну и рабствѣ, бросался къ его ногамъ и просилъ его вспомнить о немъ въ своей молитвѣ и помолиться за него, чтобы онъ обладалъ терпѣніемъ и твердостью во время своего страданія и чтобы ему было даровано прощеніе и отпущеніе въ будущей жизни.

Когда морскіе разбойники увидѣли, что Косьма пользуется у плѣнныхъ такимъ большимъ почетомъ и первенствомъ, они сказали ему: «Развѣ ты патріархъ христіанъ? И поэтому они тебѣ удѣляютъ такое большое мѣсто и великое достоинство»? Отвѣчалъ онъ имъ: «Не патріархъ я и не глава, но бѣдный монахъ-философъ». При этомъ его отвѣтѣ имъ, изъ глазъ его потекли обильнѣйшія слезы. Мансуръ, отецъ Іоанна, увидѣлъ его въ такомъ положеніи, плачущимъ и рыдающимъ; онъ быстро подошелъ къ нему и сказалъ: «Человѣкъ! Что заставляетъ тебя плакать? Твой видъ указываетъ на твое отреченіе отъ міра». Косьма отвѣчалъ ему: «Не плачу я ни о мірской жизни, ни о ея трудности, ни о многой измѣнчивости ея, ни о ея великихъ печаляхъ. Но скорблю я о тѣхъ знаніяхъ, которымъ я обучался съ малыхъ лѣтъ, надъ которыми я трудился въ продолженіе моей жизни, но не воспользовался ими во время моего существованія и не былъ въ состояніи передать ихъ тѣмъ, кто просилъ бы Бога помиловать меня послѣ моей смерти».

Правитель Мансуръ сказалъ ему: «Какія же изъ наукъ ты усвоилъ»?

И сказалъ ему (Косьма): «Изучилъ и узналъ я ихъ всѣ, такъ что ни одна изъ нихъ отъ меня не укрылась».

Услышавъ отъ него это, Мансуръ быстро поднялся къ эмиру и просилъ его подарить Косьму; затѣмъ онъ привелъ его въ свой домъ и утѣшилъ сердце его рѣчами, сказавъ ему слѣдующее: «Теперь ты у меня не будешь рабомъ; но, ради Господа, будь свободнымъ. И вотъ, я помѣщу тебя въ моемъ домѣ, сдѣлаю тебя участникомъ въ моихъ деньгахъ и имуществѣ и сравняю тебя со мною въ жизни и питьѣ. Но я желаю отъ тебя, чтобы ты обучалъ моего родного сына Іоанна и Косьму, моего сына духовнаго, сироту, моего теперь воспитанника, изъ Іерусалима, тому твоему знанію, о которомъ ты мнѣ разсказалъ».

И отвѣчалъ ему (Косьма): «Слушаю и повинуюсь твоему приказанію, господинъ мой»!

И началъ онъ обучать ихъ, не разлучаясь съ ними ни днемъ, ни ночью. При ихъ счастливыхъ, т. е. благословенныхъ способностяхъ, они въ короткое время выучились отъ него всѣмъ наукамъ и дошли въ нихъ до предѣла (знанія); эти науки — грамматика, философія, астрономія и геометрія. Они не оставили ни одной книги, которую бы внимательно не изучили или заботливо не прочли; они усвоили весь всеобщій циклъ (наукъ) греческихъ и старались проникнуть въ глубь Священнаго Писанія, насколько это надлежало. Ихъ превосходство было очевидно для всѣхъ, кто ихъ зналъ. Испытаніе возможно для того, кто пожелалъ бы провѣрить то, что мы разсказали, и узнать ихъ совершенство во всѣхъ наукахъ: если онъ прочтетъ приписываемые имъ пѣснопѣнія, каноны и сочиненія, то узнаетъ, сколь сильны они были въ знаніи и благочестіи; когда же они пожелали пойти но пути болѣе славному по положенію и болѣе высокому по достоинству, они облеклись въ монашеское одѣяніе и восприняли его ярмо.

Мы докончимъ разсказъ объ этомъ въ своемъ подходящемъ для этого мѣстѣ, а теперь возвратимся къ тому, съ чего мы начали раньше.

Когда обученіе ихъ было закончено, Косьма, монахъ-философъ, явился и сказалъ своему господину Мансуру: «Твой сынъ Іоаннъ уже изучилъ всѣ науки, и знаетъ онъ не меньше меня. Тоже самое и Косьма. Я и прошу тебя отпустить меня. Я отправлюсь въ Іерусалимъ, поклонюсь святымъ мѣстамъ, поселюсь, съ помощью Божьей, въ монастырѣ св. Саввы, посвящу себя Богу и буду служить Ему остатокъ моей жизни; за твои же милости и благодѣянія буду благодаренъ тебѣ и буду молиться за тебя».

И отвѣчалъ ему Мансуръ слѣдующими словами: «Я исполненъ скорби вслѣдствіе разлуки съ тобою и нѣтъ границъ печали моей изъ-за твоего удаленія. Но если ты желаешь отдаться Богу, — да будетъ Онъ славенъ, — покинуть насъ и разстаться съ нами, то я не считаю возможнымъ удерживать тебя отъ этого или препятствовать тебѣ въ этомъ. Иди съ миромъ по хорошему и въ молитвѣ своей вспоминай о Насъ». Онъ отпустилъ его въ путь, какъ Косьма желалъ, и далъ ему все, въ чемъ у него могла быть нужда. И жилъ Косьма калабріецъ въ монастырѣ св. Саввы, согласно своему желанію и избранію, до своей смерти.

Послѣ этого умеръ Мансуръ, и сынъ его Іоаннъ сдѣлался первымъ секретаремъ областнаго правителя, обладателемъ его тайныхъ и явныхъ помысловъ, его приказаній и запрещеній. Въ это время Константинъ, по прозванію Навозникъ (= Копронимъ), сынъ Льва Исавра, возставшаго на божественныя иконы, овладѣлъ городомъ Константинополемъ. Онъ смутилъ всѣ церкви и открылъ гоненіе на твердыхъ въ вѣрѣ въ Господа нашего Іисуса Христа Всевышняго, возставъ на святыя изображенія Его, а также на изображенія Матери Его Св. Дѣвы и вообще на всѣ изображенія святыхъ; онъ ненавидѣлъ разсуждающихъ о естествѣ Бога, — да будетъ велико имя Его! — т. е. посвятившихъ себя аскетической жизни монаховъ, которые слѣдовали по пути житія ангельскаго. Онъ называлъ ихъ одѣтыми въ платье мрака. Милостивый и мудрый Іоаннъ отличался своимъ усердіемъ въ вѣрѣ и своими прямыми и твердыми взглядами. Онъ не занималъ никакой опредѣленной должности въ святой церкви и не принадлежалъ къ лицамъ, обладавшимъ церковными каѳедрами и церковными властями; но онъ былъ извѣстенъ своей перепиской со всѣми близкими и далекими странами по вопросу объ укрѣпленіи церквей и о приверженности къ достойному прославленія исповѣдыванію поклоненія святымъ иконамъ; перепискою, отличающеюся твердымъ изложеніемъ и краснорѣчивымъ увѣщаніемъ; при чемъ онъ въ доказательство приводилъ наилучшія слова святаго Василія Великаго, который говоритъ, что почитаніе иконы восходитъ къ ея первообразу.

Когда императоръ Левъ, ненавидѣвшій святыя иконы, узналъ о его энергичныхъ и чистыхъ дѣяніяхъ и о его перепискѣ, то онъ заскрежеталъ своими зубами и клыками, какъ дикая свинья, и сталъ строить противъ него козни такого рода.

Онъ позвалъ писцовъ изъ канцелярій, показалъ имъ одно изъ писемъ Іоанна и приказалъ имъ въ совершенствѣ поддѣлать его почеркъ, отнюдь не отступая отъ него по сходству, уподобиться ему по языку и написать подобное письмо, которое имѣло бы видъ посланія отъ него къ императору, гдѣ онъ объяснялъ императору, изъ расположенія къ нему и общности религіи, что большая часть городовъ области Сиріи не занята и свободна; въ нихъ нѣтъ защиты противъ врага, который бы на нихъ устремился, и у нихъ нѣтъ средствъ отразить отъ себя того, кто пожелалъ бы захватить ихъ; легко исполнимо намѣреніе того, кто пожелалъ бы овладѣть ими, и тому подобное въ такомъ же духѣ и родѣ.

Потомъ Левъ написалъ еще другое письмо отъ себя къ правителю Дамаска, гдѣ онъ говорилъ: «Для скрѣпленія любви и мира, которые существуютъ между нами, я, не желая нарушать договоры, на основаніи которыхъ утверждены наши мирныя отношенія, посылаю тебѣ одно письмо, пришедшее въ наше государство отъ твоего секретаря Іоанна, гдѣ онъ подстрекаетъ насъ устремиться на твою область и воспользоваться удобнымъ случаемъ овладѣть твоею страною, такъ какъ она лишена людей для своей защиты и доступна для того, кто пожелалъ бы ею овладѣть. Когда я прочелъ письмо и удостовѣрился въ немъ, я позналъ искренность любви къ тебѣ съ нашей стороны; а сила твоего значенія у насъ высока. Привѣтъ»!

И отправилъ онъ посла къ нему съ письмомъ императора-еретика и съ письмомъ, поддѣланнымъ сообразно (почерку и слогу) блаженнаго Іоанна.

Когда посолъ прибылъ къ эмиру, онъ собственноручно вручилъ ему оба письма и объяснилъ передъ нимъ суть письма его министра Іоанна, чтобы оно не попало въ руки послѣдняго и не было имъ скрыто. Эмиръ позвалъ Іоанна, вручилъ ему сначала письмо, въ которомъ былъ поддѣланъ его почеркъ, и сказалъ ему: «Узнаешь-ли, Іоаннъ, этотъ почеркъ и того, кто написалъ это»? И сказалъ ему (Іоаннъ): «Эмиръ! Дѣйствительно, этотъ почеркъ похожъ на мой почеркъ; но это не моя рука, а словъ его не говорили мои губы. Письмо это никогда не было въ моихъ рукахъ, и глаза мои видятъ его (впервые) лишь въ настоящій моментъ, когда я стою передъ тобою». Затѣмъ (эмиръ) далъ ему письмо византійскаго императора; и тотъ прочелъ его. Когда (Іоаннъ) окончилъ читать его, эмиръ приговорилъ его къ немедленному отсѣченію руки. Іоаннъ много умолялъ его и усердно просилъ его отсрочить его казнь, чтобы обнаружить ему козни, благодаря которымъ императоръ послалъ ему письмо. Но эмиръ не внялъ его словамъ и не далъ ему возможности дальше оправдываться: его правая рука была отсѣчена и повѣшена въ центрѣ города Дамаска.

Когда наступилъ вечеръ, Іоаннъ послалъ сказать эмиру: «Эмиръ! У меня въ рукѣ сильнѣйшая боль; и, покуда ладонь ея виситъ въ воздухѣ, боль ея вовсе не успокоится. Но, если ты заблагоразсудишь мнѣ дать ее для погребенія въ землѣ, тогда, можетъ быть, эта боль прекратится». Тогда (эмиръ) приказалъ вручить ему отрѣзанную часть руки. Когда Іоаннъ получилъ ее, онъ вошелъ въ свою молельню и всѣмъ тѣломъ своимъ палъ на землю передъ иконой славной Владычицы и неотклонимой Заступницы; затѣмъ онъ приложилъ отрѣзанную ладонь свою къ кисти руки и взмолился къ Ней изъ глубины своего сердца; глаза его наполнились горячими слезами, падавшими на его грудь. Онъ говорилъ: «О, святая, чистая Владычица, Мать Бога нашего, Слова Предвѣчнаго по воплощенію Его изъ Твоей чистой крови! Во имя великой любви, Его къ человѣческому роду, прошу Тебя обратиться къ Нему съ мольбою за меня и заступиться передъ Нимъ ради обилія скорби моей и силы страданія моего, такъ какъ Онъ знаетъ то, что постигло меня, и до чего я доведенъ былъ иконоборцами, которыхъ я открыто изобличалъ въ лживости и пустотѣ мерзостнаго ихъ вѣрованія вслѣдствіе великой вѣры моей и любви моей къ Богу Господу нашему Іисусу Христу Живому Предвѣчному. И вотъ, врагъ человѣческій возбудилъ противъ меня козни, и мнѣ отрубили руку. Теперь я простираю ее Тебѣ, чтобы Ты укрѣпила ее тамъ, гдѣ она была прежде цѣлою, свободною отъ всякой боли, чтобы отрѣзанная часть зажила и чтобы Ты показала на рабѣ Твоемъ обиліе Твоего состраданія для того, чтобы языкъ мой не переставалъ хвалить Тебя, пока я буду жить. Вѣдь Ты въ состояніи сдѣлать то, о чемъ я Тебя прошу, благодаря силѣ Воплотившагося отъ Тебя Творца всего міра, его Держателя и Управителя, Которому подабаетъ Слава во вѣки вѣковъ. Аминь»!

Когда онъ молился въ такомъ родѣ и въ такой формѣ, слезы обильно текли изъ глазъ его отъ пыланія сердца его и внутренностей. Онъ тотчасъ задремалъ и увидѣлъ во снѣ Милосердную, въ Ея видѣ и образѣ, Которая взирала на него Своими глазами и говорила: «Рука твоя исцѣлена. Сдержи свое слово Богу твоему и не откладывай обѣщанія своего». Іоаннъ проснулся въ радости и веселіи, сталъ на ноги съ благодарственной молитвой и тотчасъ запѣлъ то, что подобало быстротѣ отвѣта на его мольбу и полному исцѣленію въ самое короткое время, подобно древнимъ, извѣстнымъ чудесамъ, описаннымъ въ прошедшія времена. Онъ совершалъ свою молитву въ продолженіи ночи, непрестанно находясь въ своей комнатѣ, благодаря Всевышняго Бога и возглашая о Его блестящихъ чудесахъ и обиліи прекрасныхъ милостей. Но дѣло Іоанна не укрылось отъ враговъ его, которые наклеветали на него эмиру, будто у Іоанна не была отрѣзана рука; но онъ далъ денегъ, и была отрѣзана рука другого человѣка, а не его, такъ какъ онъ въ своемъ домѣ очень радуется своему состоянію.

И позвалъ его эмиръ. Когда же онъ разсмотрѣлъ слѣдъ отрѣзанной части на его рукѣ, онъ удивился случаю съ нимъ и сказалъ ему: «Какой врачъ лечилъ тебя и что ты употреблялъ для своего излеченія?» И отвѣтилъ ему Іоаннъ громкимъ голосомъ и съ восторгомъ, превосходящимъ проповѣдника, слѣдующее: «Мой Христосъ — искусный врачъ. Онъ можетъ сдѣлать все, что ни пожелаетъ. Поэтому для Него не трудно было исцѣлить меня, и Онъ быстро исполнилъ мое дѣло».

И сказалъ ему эмиръ: «Какъ кажется моей мысли, ты свободенъ отъ подозрѣнія, въ которомъ мы тебя держали. Мы просимъ у тебя прощенія за него и за то, что мы столь поспѣшно пошли ему на встрѣчу. Возвращайся на свою службу и на свою должность. Съ этого дня мы не будемъ поступать безъ твоего приказанія и не будемъ противодѣйствовать твоему сужденію и совѣту».

Тогда Іоаннъ упалъ на землю передъ нимъ, оставался въ такомъ положеніи долгое время и просилъ его простить его и отпустить его по пути Господа его, по тому пути, который онъ избралъ и который угоденъ Богу. Послѣ большого усилія и труда, онъ согласился отпустить его. И отправился (Іоаннъ) тотчасъ въ свой домъ и раздѣлилъ большую часть своего имущества бѣднымъ и нуждающимся. Потомъ онъ пустился въ путь въ Іерусалимъ и направился въ монастырь св. Савы, въ сопровожденіи Косьмы, который воспитывался въ домѣ отца его и, былъ соучастникомъ его въ наукѣ и образованіи; вслѣдствіе стремленія ихъ пойти по пути болѣе славному по положенію и болѣе высокому по достоинству, они должны были облечься въ почетное монашеское одѣяніе и пріять его честное легкое бремя.

Когда Іоаннъ обратился къ настоятелю монастыря съ просьбою (разрѣшить ему) поселиться у него и принять монашество, тотъ очень обрадовался его приходу и усерднѣйше хвалилъ его стремленіе. Вслѣдствіе его великой славы, возвышеннаго положенія и почитанія его, (настоятель) желалъ, чтобы одинъ изъ выдающихся и совершенныхъ старцевъ принялъ къ себѣ Іоанна для руководительства его жизнью сообразно съ почетомъ, котораго онъ заслуживалъ и который ему подобалъ, и чтобы онъ научилъ Іоанна монашескому житію безъ тѣхъ тяжелыхъ трудовъ, которые связываются съ путями святыхъ отцовъ и совершенныхъ подвижниковъ. Но старецъ уклонился принять Іоанна и просилъ настоятеля поручить его другому. Послѣ того какъ настоятель переговорилъ съ большинствомъ старцевъ по этому вопросу, они не склонились къ его желанію, но приводили ему основанія, говоря слѣдующее: «Этотъ мужъ высокъ по положенію, богатъ совершенствами и великъ значеніемъ, такъ что ему нельзя покоряться вашимъ приказаніямъ и подчиняться нашимъ велѣніямъ. И мы просимъ тебя, чтобы ты избавилъ насъ отъ него». Когда вопросъ о немъ принялъ такое положеніе и затянулся, пришелъ къ настоятелю одинъ изъ духовныхъ, простыхъ старцевъ и сказалъ ему: «Я возьму на себя руководительство Іоанномъ». И поручилъ настоятель ему Іоанна.

Когда онъ прошелъ съ нимъ въ его келлію, старецъ началъ наставлять его, говоря слѣдующее: «Я ставлю тебѣ, мой духовный сынъ, условіемъ, чтобы ты отбросилъ отъ себя всѣ мірскіе образы и ихъ суетныя, ввергающія въ заблужденіе превратности. Все то, что ты будешь видѣть, что дѣлаю я, то же самое, подобно мнѣ, дѣлай и ты. И не возносисъ знаніемъ, которое ты пріобрѣлъ; знаніе монашеское и подвижническое не ниже его, но гораздо выше его по своему положенію и мудрости. Старайся порвать съ твоими увлеченіями и дѣлать то, что противорѣчитъ твоему удовольствію. Не дѣлай никакого дѣла безъ моего указанія и совѣта. Не пиши никому писемъ. О мірскихъ наукахъ, которыя ты изучилъ, не говори и не вспоминай вовсе». Іоаннъ склонилъ передъ нимъ свою голову, поклонился ему и обѣщалъ въ совершенствѣ и вполнѣ слѣдовать его завѣту и указанію.

Послѣ того, какъ онъ остался у него продолжительное время, наставникъ его пожелалъ испытать его повиновеніе и испробовать, до какой степени доходитъ онъ въ своей добродѣтели, Онъ сказалъ ему: «Духовный сынъ мой! Я узналъ, что работа наша, т. е. корзинки, требуется въ Дамаскѣ; а у насъ ихъ набралось много. Встань, пойди въ городъ, продай ихъ и деньги за нихъ принеси, такъ какъ мы въ нихъ нуждаемся на наши расходы». Послѣ этого (наставникъ) велѣлъ ему нести корзины и вазначилъ ему за нихъ двойную цѣну, чтобы онъ не могъ быстро и легко ихъ продать. Когда (Іоаннъ), придя съ ними въ Дамаскъ, ходилъ по площади съ корзинками и не находилъ покупателя вслѣдствіе большой цѣны ихъ и его прибавки къ ихъ настоящей цѣнѣ, то увидѣлъ его одинъ изъ рабовъ, служившихъ ему раньше. Онъ узналъ (Іоанна), но не показалъ ему, что онъ узналъ его; онъ почувствовалъ къ нему соотраданіе, пожалѣлъ его и далъ ему всю цѣну, которую тотъ просилъ. (Іоаннъ) взялъ отъ него деньги и возвратился къ своему наставнику, увѣнчавъ себя вѣнцомъ побѣды, одержавъ верхъ надъ демономъ гордости и высокомѣрія.

Однажды умеръ старецъ-монахъ, бывшій сосѣдомъ наставника Іоанна. У него былъ родной братъ, который сильно печалился вслѣдствіе разлуки съ нимъ и не могъ удержаться отъ плача и скорби всякій разъ, какъ вспоминалъ о немъ. И просилъ (братъ) авву Іоанна составить для него благозвучвый тропарь въ видѣ утѣшенія въ его скорби, чтобы онъ его произносилъ и утѣшался, когда будетъ читать его и отвлекаться имъ отъ рыданій, которыя для него безполезны. И отвѣчалъ ему Іоаннъ, усиленно уклоняясь (отъ этого), слѣдующіши словами: «Я боюсь порицанія со стороны старца, моего наставника, (за нарушеніе) того, въ чемъ я ему обязался въ началѣ моего монашества». И сказалъ ему монахъ, который просилъ его: «Я не сообщу о немъ и не буду произносить его иначе, какъ наединѣ». И сочинилъ ему (Іоаннъ) тропарь, который до сего дня читается при погребеніи и которымъ постоянно пользуются, — (тропарь) прекрасный, изящный, красивый, начало котораго таково: «Поистинѣ, всѣ вещи суетны и преходящи». Іоаннъ началъ пѣть его и заканчивать. Въ то время, какъ онъ громко читалъ тропарь, засталъ Іоанна его наставникъ и сказалъ ему: «Развѣ я это тебѣ приказалъ? Развѣ я повелѣлъ тебѣ пѣть вмѣсто того, чтобы плакать?». И сообщилъ ему (Іоаннъ) о просьбѣ монаха, его сосѣда, и просилъ простить ему нарушеніе его приговора. Но тотъ отвѣтилъ ему: «Тебѣ не подобаетъ жить со мною. Уходи поскорѣе отъ меня!».

И вышелъ Іоаннъ отъ него опечаленный и пошелъ къ монастырскимъ старцамъ, чтобы они попросили его наставника разрѣшить ему возвратиться къ нему и простить ему его грѣхъ. Когда старцы пришли къ его наставнику, онъ не принялъ ихъ просьбы. Тогда одинъ изъ нихъ сказалъ ему: «Развѣ у тебя нѣтъ эпитиміи, чтобы наказать его, а затѣмъ принятъ нашу просьбу и отпустить ему его грѣхъ?».

И сказалъ онъ имъ: «Если онъ вычиститъ лопатою отхожія мѣста старцевъ-монаховъ и покажетъ мнѣ на этой работѣ свое повиновеніе, я возвращу его въ его келлію». И ушли (старцы) — опечаленные и смущенные.

Увидѣвъ ихъ, блаженный Іоаннъ пошелъ къ нимъ навстрѣчу, поклонился имъ и сталъ разспрашивать ихъ о томъ, что по его дѣлу приказалъ старецъ, его наставникъ. И отвѣчали они ему: «Поистинѣ, намъ оказалось такъ трудно склонить старца, твоего наставника, какъ мы и не ожидали; а именно, онъ согласился на эпитимію, о которой мы никогда не слыхали и не знали». И сказалъ имъ (Іоаннъ): «Какая же это?» И сказали они ему: «Вычистишь ли ты лопатой отхожія мѣста старцевъ?». И отвѣтилъ имъ (Іоаннъ), съ быстротою своего повиновенія и совершенною пріятностью своего нрава, слѣдующими словами: «Для меня это легко сдѣлать и не трудно выполнить». Тотчасъ взялъ онъ лопату и корзинку и началъ работу въ келліи, которая примыкала къ ихъ жилищу.

Когда увидѣлъ старецъ быстроту его поступка и обиліе его смиренія, онъ поспѣшилъ къ нему немедленно, не далъ ему окончить работы, схватилъ его за обѣ руки, цѣловалъ въ голову и глаза его и сказалъ: «Довольно, сынъ мой, довольно! Ты въ совершенствѣ высказалъ смиреніе, и даже больше, чѣмъ смиреніе. Тебѣ не нужно упражняться въ иной добродѣтели. Иди сюда, въ твою келлію, съ привѣтомъ и довольствомъ, съ совершеннымъ почетомъ и миромъ!».

Немного дней спустя, наставнику его явилась во снѣ Владычица, которая ему сказала: «Зачѣмъ это ты преграждаешь источникъ и мѣшаешь ему течь и литься. Поистинѣ, Іоаннъ предназначенъ, чтобы своими пѣснопѣніями украшать церкви и праздники святыхъ, и чтобы вѣрующіе наслаждались пріятностью его словъ. Позволь ему говорить все, что онъ хочетъ и желаетъ: Духъ Утѣшителя говоритъ языкомъ его». Когда настало утро, старецъ сказалъ блаженному Іоанну: «Сынъ мой духовный! Если отнынѣ къ тебѣ придетъ слово, которое ты скажешь, то никто не будетъ тебя отъ него удерживать, такъ какъ Богъ одобряетъ и любитъ это. Открой уста твои и говори о всемъ, что тебя будетъ вдохновлять. Мое же запрещеніе тебѣ объясняется моимъ невѣжествомъ и малознаніемъ». Тогда Іоаннъ началъ составлять каноны на святое Воскресеніе со стихирами и тропарями. Блаженный Косьма также занимался тѣмъ же, чѣмъ онъ. Они соревновали другъ съ другомъ въ рѣчахъ своихъ обиліемъ и крѣпостью божественной любви, и никогда, на протяженіи ихъ жизни, на нихъ не нападали ни зависть, ни высокомѣріе.

Что касается преславнаго Косьмы, то, послѣ того какъ онъ прожилъ значительное время въ лаврѣ св. Саввы, епископы, жившіе въ Іерусалимѣ, обратились къ нему съ усердною просьбою и посвятили его во епископы города Майюмы, извѣстнаго теперь подъ названіемъ Мимасъ. Онъ управлялъ хорошо и угодно Богу и пасъ паству свою на пастбищѣ спасенія; онъ достигъ возраста крайней старости и удалился ко Господу.

Что же касается до блаженнаго Іоанна, то патріархъ святого города призвалъ его къ себѣ и посвятилъ его въ діаконы безъ его желанія; но благодаря силѣ своего настоянія передъ нимъ, патріархъ отвратилъ Іоанна отъ его точки зрѣнія. Когда послѣдній вернулся отъ него въ лавру, то еще съ большимъ усердіемъ предался исполненію религіозныхъ обрядовъ и подвижничеству и занялся сочиненіемъ своихъ рѣчей, которыя распространились до крайнихъ предѣловъ вселенной.

Къ числу ихъ (надо отнести) исторію Варлаама и Іосафа, въ которой онъ высказалъ всю божественную и человѣческую мудрость. Что касается до рѣчей его «О правой вѣрѣ и о воплощеніи Предвѣчнаго Слова», о его выступленіи противъ враговъ-иконоборцевъ и другихъ схизматиковъ, то, если кто изъ людей, преданныхъ знанію, внимательно познакомится съ ними, тотъ познаетъ истину рѣчей его, силу обилія словъ его и ревность его въ христіанской вѣрѣ. Свидѣтелемъ того, что я сказалъ, я приведу лицо, въ пользѣ свидѣтельства котораго нѣтъ сомнѣнія, — это святый Стефанъ Новый, исповѣдникъ за иконы въ царствованіе Константина Копронима.

Упрямый Константинъ сильно желалъ, чтобы блаженный Стефанъ отдалился отъ своего справедливаго взгляда на почитаніе иконъ, и въ своемъ желаніи дошелъ до крайней степени. Но такъ какъ онъ не могъ измѣнить его образъ мыслей, несмотря на то, что старался вліять на него всякими хитростями и различными непріятностями, которыя онъ доставлялъ Стефану, — послѣдній же оставался твердъ въ своемъ сознаніи, — тогда Константинъ приказалъ изгнать его на одинъ изъ острововъ, послѣ его перваго изгнанія и прежде чѣмъ заключить его въ темницу Преторій, гдѣ находились въ заключеніи 340 отцовъ, члены которыхъ носили слѣды жестокихъ отсѣченій, многочисленныхъ ударовъ и мученій за поклоненіе иконамъ. Когда же изгнаніе его на этомъ островѣ продолжалось нѣкоторое время, тогда устремились къ нему настоятели монастырей и славнѣйшіе изъ монаховъ, извѣстныхъ своею набожностью, жившихъ въ странахъ Европы, Византіи, Виѳиніи и въ области Абрусія (Прусіады-Бруссы). Всѣ они пришли къ блаженному Стефану, какъ къ любимому отцу и избранному руководителю, съ просьбою указать имъ путь и дать совѣтъ къ спасенію. Стефана, вслѣдствіе его изгнанія, охватила сильная печаль; онъ проливалъ обильныя слезы изъ-за гоненія на церковь. И сказали ему они: «Скажи намъ, отецъ, что намъ нужно дѣлать, такъ какъ мы тонемъ въ смущеніи».

Когда блаженннй увидѣлъ, что къ нему толпами приходятъ отцы, онъ выдралъ свои сѣдые ангелоподобные волосы и сказалъ: «Дѣти и почтенные братья! Нѣтъ ничего лучше рѣшенія избрать совершенное благочестіе, и нѣтъ ничего сильнѣе души, которая не пожелаетъ служить злу. Я убѣжденъ, на основаніи вашего смиренія, что вы предохранены и отъ того, и отъ другого. Поэтому скорѣе вы будьте мнѣ совѣтниками и руководителями, такъ какъ оскудѣша очи мои въ слезахъ, смутися сердце мое о сокрушеніи дщере людей моихъ, — говорю я вмѣстѣ съ пророкомъ Іереміей [3]; вѣдь вижу я невѣсту Господа грубо и горько осажденною злымъ, лживымъ и издавна ведущимъ борьбу съ нашей природою демономъ и сильно плачу я и рыдаю о туманѣ, лежащемъ на пастыряхъ и паствѣ».

Когда блаженный Стефанъ обратился къ нимъ съ этими словами и еще другими въ собраніи именитыхъ монаховъ, которые устремились къ нему, проливали обильныя слезы, били себя въ грудь и стенали, онъ отвѣтилъ имъ слѣдующими словами: «Такъ какъ для насъ есть лишь три части, которыя не пріобщились къ этому растлѣвающему ученію, то я совѣтую вамъ туда направиться; вѣдь изъ мѣстъ, находящихся подъ властью этого діавола, не осталось другого мѣста, гдѣ бы не повиновались его приказанію и ученію».

И сказали они ему: «Гдѣ же эти области, чтобы мы отправились туда»?

И отвѣчалъ онъ имъ такими словами: «Области это тѣ, которыя находятся въ предѣлахъ Понта Евксинскаго и прилегающей области Херсона; а также области, лежащія по Парѳенійскому морю и прилегающія къ Южному заливу, до склоновъ древняго Рима, до области Тибра, рѣки Рима, и до предѣловъ нижней приморской части Ликіи и другихъ мѣстностей на берегу; а также островъ Кипръ и расположенные за нимъ Триполи, Тиръ и Яффа. Нѣтъ нужды намъ говорить о главенствующихъ патріархахъ Рима, Антіохіи, Іерусалима и Александріи, которые не только презирали вѣрованія иконосожигателей, но проклинали ихъ, изрекали противъ нихъ анаѳему и не переставали разсылать посланія, позорящія (ихъ вѣрованія), поносящія императора-обманщика, виновника этого растлѣвающаго ученія; при чемъ они называли его еретикомъ и главою раскола. Изъ тѣхъ, кто наиболѣе поносилъ императора, былъ многославный Іоаннъ Дамаскинъ, называемый мятежнымъ тираномъ Мансуръ [4], а нами — чистый, святой и богоносный. Этотъ святой Іоаннъ не переставалъ писать императору, называя его главою шутовъ, безумцевъ, иконосожигателемъ и ненавистникомъ святынь; епископовъ же, которые были на сторонѣ императора, онъ называлъ почитателями брюха и слѣдующими мнѣнію животовъ; особенно же (разумѣлъ онъ) любителей конныхъ ристалищъ и зрѣлищъ: Бастилу, Трикакафа, епископа Наколія и Азсикія, называя ихъ за это новыми Зивомъ, Зевеемъ, Салманомъ и Даѳаномъ, а подчиненныхъ имъ — собраніемъ Авирона [5].

Когда блаженный Стефанъ сказалъ это и еще много душеполезнаго, отцы, прощаясь съ нимъ, зарыдали, цѣловали его, покинули его и направились въ мѣста безопасныя для бѣгства, не изъ боязни мученичества, а боясь козней тирана и своей малой опытности, потому что тотъ, кто не имѣетъ опыта, не совершененъ.

Борьба аввы св. Іоанна въ защиту святыхъ иконъ и православной вѣры дошла до такихъ предѣловъ, что онъ сталъ поносить императоровъ и главныхъ представителей духовенства и правительства изъ-за его блестящаго усердія и такой прямоты вѣры, что его слава и совершенства были провозглашены во всѣхъ далекихъ и отдаленныхъ областяхъ, и онъ сдѣлался образцомъ, по слѣдамъ котораго идутъ вслѣдствіе великой борьбы его и обилія его подвижничества.

Сколь нужно намъ теперь, христолюбивое собраніе, почитать память его, достойную всякой славы, божеской и человѣческой, такъ какъ почти ни въ какое время нельзя обойтись безъ многополезныхъ его сочиненій, постоянно радующихъ вѣрующихъ! И часто льется изъ обильнаго источника нѣчто болѣе сладкое, чѣмъ медъ, капающій съ медовыхъ пряниковъ, и часто болѣе пріятное, чѣмъ его вкушеніе, потому что сочиненія Іоанна превосходны во всякомъ мѣстѣ, во всѣхъ смыслахъ для всякаго желанія; они извѣстны, очевидны, ясны.

Когда же Іоаннъ достигъ глубокой старости, богатой добрыми дѣлами, онъ освободился изъ условій міра и удалился къ желанному Христу, у Котораго успокоилась его душа, витая въ небесномъ Царствѣ, гдѣ находятся селенія высокія, блестящія, исполненныя всѣхъ радостей и счастья, которыя превыше описаній въ прославленіи Троицы и святыхъ со стороны херувимовъ и въ ликованіи серафимовъ, въ вознесеніи славы и хвалы.

Я прошу тебя, отецъ нашъ блаженный Іоаннъ, чтобы ты заступился за мое смиреніе и отъ малаго знанія моего и великаго ничтожества принялъ сей небольшой разсказъ, который я составилъ на основаніи нѣкоторыхъ извѣстій о твоихъ добродѣтеляхъ многочисленныхъ и обильныхъ. Мнѣ не было извѣстно о всей ихъ многочисленности: я только собралъ изъ книгъ отдѣльныя, разбросанныя части, которыя нашелъ вмѣстѣ съ житіями отцовъ твоего времени, записанными вмѣстѣ съ тѣмъ, что было присоединено по слухамъ и по преданію въ разномъ порядкѣ. Я связалъ одно съ другимъ, такъ что (разсказъ) сталъ единымъ ожерельемъ, пригоднымъ для духовнаго пользованія тому, кто захочетъ питаться имъ и извлечь пользу, ознакомившись съ нимъ; вмѣстѣ съ этимъ читающаго вполнѣ удовлетворитъ польза отъ него; онъ познаетъ величіе твоей мудрости и заботливости, до какого предѣла онѣ дошли. Вмѣстѣ съ тѣмъ я пылалъ желаніемъ и старался, по мѣрѣ возможности, чтобы этотъ незначнтельный отрывокъ ничтожной рѣчи изучался въ славный день твоего поминовенія, приходящійся на 4-е число Кануна I, и чтобы твой славный годовой зѣло радостный праздникъ не былъ лишенъ вознесенія хвалы и прославленія Св. Троицѣ: Отцу, Сыну и Св. Духу, нынѣ и присно и во вѣки вѣковъ. Аминь.

Примѣчанія:
[1] Здѣсь разумѣются турки-сельджуки, враги иконійскихъ турокъ Сулеймана.
[2] Отсюда начинается ватиканская рукопись.
[3] Плачь Іереміевъ, II, 11. См. Vita S. Stephani. Migne. Patr. gr., t. C, col. 1113-1116.
[4] Vita: ὁ παρὰ τοῦ τυράννου τούτου Μανσοὺρ ἐπονομασϑείς col. 1120).
[5] Vita: Μάλιστα τοὺς ἱπποδρομιϰοὺς ϕιλάγωνας ϰαὶ ϕιλοϑεάμονας, Παστιλᾶν ϰαὶ Τρίϰάϰαβον, Νίϰολαΐτην τε ϰαὶ τὸν ϕιλοδαίμονα Ἀτζύπιον, ὡς νέους Ὠρὴβ, Ζὴβ, Ζεβεὲ, Σαλμανάν τε ϰαὶ Δαϑὰν, ϰαὶ τοὺς ὑπ' αὐτοὺς ὡς τὴν συνϰαγωγὴν Ἀβειρῶν ἀπεϰάλεσεν (col. 120). — См. Числ. XVI, XXVI, 9; Втор. XI, 6; Псал. LXXXII, 12; CV, 17.

Печатается по изданію: Полное собранiе творенiй св. Iоанна Дамаскина. Томъ I. / Пер. с греч. – Приложенiе къ журналамъ «Церковный вѣстникъ» и «Христiанское чтенiе». – СПб: Изданiе Императорской С.-Петербургской Духовной Академiи, 1913. – С. 7-22.